Улица Светлячков - стр. 25
– Никакая она не чокнутая.
– Она считает, что восемнадцатилетние парни офигеть какие опасные. Называет их «членами на ножках». Скажешь, не бред?
Талли отвернулась, обвела взглядом поле и сделала глубокий вдох. Она поверить не могла, что собирается рассказать обо всем соседской девчонке, но правда жгла изнутри. Если не вытряхнуть ее наружу – сгоришь дотла.
– Он меня изнасиловал.
Зеленые глаза Кейт впились в ее лицо, Талли это чувствовала, но продолжала сидеть неподвижно, глядя прямо перед собой. Ее стыд был настолько огромным, настолько неодолимым, что невозможно было заставить себя повернуться, увидеть его отражение в чужих глазах. Она ждала чего-то, каких-то слов – что ее обругают, назовут дурой, – но Кейт все молчала. В конце концов Талли не выдержала и искоса взглянула на нее.
– Ты в порядке? – спросила Кейт.
Эти простые слова заставили Талли заново пережить случившееся. В глазах защипало, все вокруг расплылось бесформенными пятнами.
Кейт снова обняла ее. И Талли, впервые с раннего детства, позволила себе найти утешение в чужих объятиях. Наконец отстранившись, она попыталась улыбнуться.
– Я тебя чуть в слезах не утопила.
– Надо кому-нибудь рассказать.
– Нет, ни за что. Все только скажут, что я сама виновата. Это секрет, ладно?
– Ладно, – нахмурившись, неохотно согласилась Кейт.
Талли вытерла глаза и, вспомнив про свою сигарету, сделала очередную затяжку.
– С чего ты ко мне так добра?
– Показалось, что тебе одиноко. А я знаю, каково это, уж поверь.
– Знаешь? Но у тебя же есть семья.
– Им приходится меня любить. – Кейт вздохнула. – А ребята в школе от меня шарахаются, как будто я заразная. Раньше у меня были подруги, но… Хотя ты вообще, наверное, не понимаешь, о чем я. Тебя-то в школе любят.
– Хочешь сказать, вьются вокруг и делают вид, будто меня знают.
– Я бы и на такое согласилась.
Повисла тишина. Затянувшись в последний раз, Талли потушила сигарету. Они с Кейт ужасно разные – будто бы составлены из одних контрастов, совсем как залитое лунным светом поле перед домом, – и все же с ней так просто. Талли едва не заулыбалась – и это сегодня-то, в худший день ее жизни. Такое что-нибудь да значит.
Они просидели на крыльце почти час, то говорили, то просто слушали тишину. Ничего важного не обсуждали – никаких больше секретов, обычная болтовня.
В конце концов, когда Кейт зевнула, Талли поднялась на ноги:
– Пора мне валить.
Они вместе дошли до конца подъездной дорожки. Кейт остановилась у почтового ящика.
– Ну пока.
– Пока.
Талли на мгновение замешкалась, чувствуя себя ужасно неловко. Ей хотелось обнять Кейт на прощанье, может, даже прижать к себе покрепче и объяснить, что без нее эта ночь была бы куда ужаснее, – но она так и не решилась. Проявлять уязвимость опасно, уж этому мать ее научила, а унижения ей на сегодня хватило, больше не вынести. Развернувшись, она пошла к дому. И, едва оказавшись внутри, отправилась прямиком в душ. Пока плети горячей воды хлестали ее по плечам, она думала обо всем, что случилось, – обо всем, чему она позволила случиться, просто потому что хотела сыграть крутую девчонку, – и плакала. А потом выключила воду, выключила слезы, тут же застрявшие тугим комом в горле, и, собрав все воспоминания об этом вечере, затолкала их в дальний угол подсознания – туда же, где хранила детские воспоминания о матери, раз за разом бросавшей ее. И дорогу к ним постаралась поскорее забыть.