Улей - стр. 35
Итак, Данила лишил ее девственности, и о высоком они больше не говорили. Но потом Милы стало слишком много в его жизни, да и свидания были всегда проблематичны, он рисковал как никогда в жизни… Данила стихийно уволился, позорно сбежал, роняя за собой обувь и предметы одежды. Было жалко терять это место, ведь у него там все складывалось. «Но эта история закончилась», – сказал он себе и забыл про нее.
Три недели он квасил как черт, кочуя с одной вечеринки на другую. Попутно пытался искать новую работу, но без особого энтузиазма. Всем, кто приставал с вопросами о его занятости, Данила надменно говорил, что он сейчас фрилансит. Хотя умом понимал, что «фриланс» – просто снобистский заменитель слова «безработный».
О Миле он и не вспоминал.
Правда, она ему снилась. Он видел ее злые голубые глаза, полные слез, и слышал гневный крик:
– Ты пожалеешь! Я заставлю тебя пожалеть!
На исходе третьей недели расколбаса у Данилы началась безудержная рвота и заломило спину. Он не мог разогнуться и все списывал на похмелье. Ему расхотелось пить и гулять: ему вообще ничего не хотелось. Целыми днями он лежал на своем матраце, который был у него вместо кровати, и слушал музыку: Баха, Шопена, Брамса, немного Вагнера. Его мысли ушли куда-то глубоко, и Данила стал думать о своей жизни. Такие размышления редко приводят к чему-то хорошему. Он впал в депрессию, понимая, что ничего не стоит как человек и писатель. Мать наорала на него по телефону и сказала, чтобы он больше не клянчил у них с Тобиасом денег и вообще не являлся на порог, пока не найдет работу. Друзья вдруг перестали куда-то звать, да еще с запозданием начал резаться зуб мудрости.
Все пошло вкривь и вкось.
Спустя еще пару недель он разуверился в себе как в специалисте. Он им и не был, но отказ даже на должность кассира в фастфуд-забегаловке заставил его окончательно усомниться в собственной ценности.
Он чувствовал глухую пелену вокруг своей личности, как будто паук укутывал его в белую слизь, и свет жизни гас. Самое странное было то, что он даже не мог вспомнить, как жил раньше, когда все было хорошо. Интернат и его интрижка остались в прошлом, но будущего не было, а настоящее от него отворачивалось.
Один раз Данила на полном серьезе думал наглотаться таблеток, но потом словно опомнился и тяжело провел по лицу ладонью. Надо было что-то делать. И вдруг в голове почему-то возникла она. Мила проступила так четко, что он даже видел поры на ее лице. И изнутри что-то кольнуло: это ее вина. Мила – и причина, и следствие.
Вывод нарисовался сам собой: интуитивное прозрение?