Улей 3 - стр. 34

– Есть улучшения? – минуя приветствия, я сразу перехожу к главному вопросу.

– Без изменений, – дежурным тоном сообщает док, опуская защитный респиратор на подбородок.

– Ничего нельзя сделать? – вопрос чисто риторический. Всё, что могли, врачи уже сделали, и я лично контролировал их работу, но на четвертой стадии рака легких чудесных исцелений не бывает.

Кларк отрицательно качает головой и, сняв перчатки, устало трет ладонью лицо. Сожаление в его глазах говорит красноречивее всяких слов. Элоиз уходит. Бросает меня, и, наверное, заслуженно.

Я сделал недостаточно, чтобы спасти ее, несмотря на то что потратил годы на поиск выхода для нас обоих. А она, блядь, даже не помнила меня. На пальцах можно сосчитать, сколько раз за пять лет мама назвала меня по имени. Для нее существовали только Ной и Уильям, а нас с отцом словно никогда и не было. Словно это я умер, а Ной, которому на момент смерти не было и года, остался жить.

Возможно, сейчас во мне говорит злость от осознания собственного бессилия, но меня убивала выборочная амнезия матери и наполняла еще большей ненавистью к человеку, который ее уничтожил.

Я до сих пор ломаю голову над тем, почему Элоиз дала признательные показания, почему не стала бороться за свои права и свободу, почему не попросила помощи у семьи и со смирением приняла обвинительный приговор? Почему она так легко отказалась от меня, при этом не смогла отпустить Ноя и продолжала любить его убийцу и своего мучителя?

– Обычно в таких случаях я предлагаю родственникам пациентов молиться, – бросив на меня прямой взгляд, произносит Кларк. – Но боги, которым поклоняются здесь, умеют только убивать.

– Обойдемся без религиозных тем. Сколько ей осталось, док? – холодно уточняю я.

– С учетом состояния пациентки аппараты жизнеобеспечения смогут поддерживать функции организма от недели до месяца, – тяжело вздохнув, сообщает док. – Но я не вижу в этом смысла. Элоиз нужно отпустить. Она устала. Позволь ей уйти.

– Никаких шансов? – Взглянув через стекло на опутанную капельницами и проводами мать, я не ощущаю ни боли, ни сожаления, ни горечи скорой утраты. Внутри разверзается ледяная черно‑белая бездна, лишенная каких‑либо эмоций.

– Никаких шансов, – отрицательно качает головой Кларк.

– Тогда отключайте. – Озвучив свое решение, я резко разворачиваюсь и стремительно направляюсь в обратную сторону.

– Ты можешь с ней попрощаться, – бросает мне в спину док.

– Не могу, – не оглядываясь, отзываюсь я. – Ее здесь нет.

Ее очень давно здесь нет.

Это я пытался удержать ее.

Это я хотел, чтобы она продолжала жить.