Улей 3 - стр. 142

– В отличие от него, я жив.

– Спасибо, что напомнил. – Диана вцепляется в мое запястье, но у нее явно недостаточно сил, чтобы заставить меня убрать руку. Жду, что она, как обычно, пустит в ход ногти, но этого не происходит. Ее пальцы замирают на моем пульсе. Серые глаза темнеют, приобретая оттенок расплавленного серебра. – Дело ведь не только в том, что Эйнар пошел против тебя. В первую очередь ты хотел преподать урок МНЕ. Ты хотел заставить МЕНЯ уяснить, что твои решения превыше всего. Но ведь это ТЫ приставил Эя ко мне. ТЫ хотел использовать его чувства, чтобы прикрыть меня. И он прикрывал, спасал и защищал. Я дышу, потому что твой гребаный план сработал. Поэтому – да! Мне нелегко, мне мучительно сложно осознавать, что я сама отдала команду о прерывании его жизни, но это лучше и честнее, чем то, что с ним сделал бы ты.

Диана замолкает, задохнувшись от накала эмоций. Гнев в ее глазах угасает, сменяясь опустошением и усталостью. Узкие плечи безвольно опускаются, а теплые пальцы неосознанно гладят вены на моем запястье.

– Я понимаю, почему ты это сделала. Не нужно мне объяснять, – через силу выдавливаю из себя.

– Нет, – сквозь зубы цедит она. – Не понимаешь. Для тебя смерть не более чем зуд от укуса комара, а я еще не успела настолько зачерстветь и способна чувствовать и видеть грань, которую ты давно перестал замечать.

– Я вижу грань, Ди. Не надо лепить из меня исчадие ада.

– Не видишь! – она снова яростно опровергает мои слова. – Что для тебя преданность, Дэрил? Ты сам был предан кому‑то по‑настоящему? Хотя бы один день? Хотя бы час? Науми, Медея, Дао, и черт знает сколько их было еще… Ты убил всех, но прежде заставил поверить тебе. Скажи, у тебя хотя бы раз дрогнуло сердце? Шарахнуло что‑то в груди? Ты понимаешь, насколько бесчеловечной, циничной, жесткой и грязной была твоя игра? Или тебе всё равно?

– Мне не всё равно, – возражаю я, но Диана не слышит. Ей необходимо выплеснуть все, что разрывает ее изнутри, не дает дышать и сводит с ума.

– Если тебе не терпится кого‑то наказать и подвергнуть пыткам, так сделай это со мной, но ты виноват не меньше, – сделав короткую передышку, она продолжает изливать на меня бессвязный поток обвинений. – Для тебя не существует ничего, кроме твоей одержимой, больной мести. Неужели ты не видишь, что стал таким же, как те, против кого сражался?

– Ты хочешь, чтобы я убедил тебя в обратном? – Мой голос звучит ровно и сдержанно, но какой ценой… Не знаю, что именно в моем вопросе ставит ее в тупик, но она вдруг застывает с открытым ртом, растерянно моргает, приглаживая ладонями растрепавшиеся волосы. – Я не стану этого делать, потому что ты права. Я такой же, Ди. Такой же, как они.