Улан: Танец на лезвии клинка. Наследие предков. Венедская держава. Небо славян - стр. 95

– Не знаю, сможете ли вы поднять эти деньги, ведь нечистая сила не любит серебра. Однако даже бесам… – толпа снова ахнула, – нужно платить, когда ешь их пищу. Выстрелив в тех несчастных, мы заплатили бы душами, а так – только серебром.

Сказав это, Грифич без лишних слов сел в карету, разместились в каретах и остальные офицеры.

– Трогай, – приказал он кучеру.

Хотелось бы написать, что прибытие имперского князя в Санкт-Петербург было триумфальным, но чего не было, того не было. Обоз с усталыми лошадьми постепенно рассосался в разных направлениях, и к уланской слободе прибыло где-то с полсотни повозок, из которых почти три десятка – собственность попаданца. Расплатившись по чести с возничими-солдатами и отправив их в расположение собственных полков, Владимир же вылез из мехов, скинул епанчу[81] и вместе с Тимоней и несколькими солдатами принялся растаскивать добро по чуланам.

– Эк, – растерянно сказал верный денщик, – ну мы и обросли имуществом.

Он не отделял себя от командира. «Экать» было от чего – барахло банально не помещалось в доме… Ну да, попаданец просто забыл об этом факте, а точнее даже не забыл – он как-то не уложился в голове. Впрочем, на помощь пришли сослуживцы и взяли добро на сохранение. Отпарившись в полковой бане (были и свои, но полковая считалась «дежурной» и топилась каждый день) и отоспавшись, с самого утра улан принялся наносить визиты.

– Экий ты важный стал! – отечески сообщил ему престарелый однорукий ротмистр Коренев Илья Лукич, оставленный на хозяйстве. – Грифич, значит…

– Он самый, Илья Лукич.

Беззубо (пятьдесят шесть годиков, что вы хотите!) улыбнувшись и обдав поручика запахом табака, капитан сказал тихонечко:

– Я ишо полтора года назад понял, кто ты.

– Не удивлён, Илья Лукич, – вежливо согласился офицер, – с вашим-то опытом и умом…

Вдоволь наобщавшись с офицерами, унтерами и ветеранами (Да ты што, Ванька уже фельдфебель? Ну не зря я его гонял, не зря), принялся наносить визиты «дружественным» полкам. Не то чтобы очень хотелось, но так положено в эти времена – письма идут нечасто, да и грамотность у многих хромает, а информация из первых уст да рассказы о геройствах сослуживцев очень востребованы. Впрочем, не только о геройствах…

– С бабы снял? С баронессы?! – хохочут егеря. – А она?

– А что она? – хмыкает поручик. – Швырнула в меня туфлей и свиньёй обозвала – дескать «вдовствует уже пятый год и по мужику изголодалась, а в их провинции взглянуть на соседа нельзя, чтобы гулящей не ославили. А вот так вот никто не осудит: насилие над женщинами на войне дело привычное». Так что прогнала меня вон, а Трифону велела продолжать.