Улан Далай - стр. 68
– Эх, жизнь-подлюка! От зубьев одни пеньки остались. Ладно, иссмакую помаленьку. – Засунул остальное мясо за щеку и стал посасывать, как большой леденец. – Да ты тоже сидай, – предложил Чагдару. – В ногах правды нет. Когда еще Петро возвернется. Большой кильдим там у военнача. Маруську-анархистку потчует. Слыхал про Маруську?
Чагдар помотал головой, осторожно примащиваясь на краешке скамьи.
– Ну, ты темный! – протянул часовой. – Буйная краля! Чуть че не по ней – сразу за наган! И не разбирает – свои, чужие, палит напропалую и берет, че хочет.
– Женщина?! – изумился Чагдар.
– На обличье – дамочка. А по правде – черт его знает. Разное про нее брешут, – часовой хмыкнул и добавил: – Росточку небольшого, а пьет, как лошадь. И не пьянеет, веришь? Вот те крест! – мелко перекрестился и спросил, кивая на торбу: – А помякше у тебя там ничего нема?
– Масло топленое есть, – признался Чагдар.
– А хлебушко?
– Сухари. Но старые.
– Не пойдет, все десны расцарапаю! – вздохнул часовой. – Ладно, может, сменют вскорости, кулеш похлебаю.
Над головой со стуком распахнулось окно.
– Слышь, малой! – позвал Петро Чагдара. – Заходите до товарища военнача.
Чагдар взглянул на отца. Истомленный дорогой и болезнью, он заснул.
– Товарищ! – обратился к часовому Чагдар. – Разрешите отца тут у вас оставить до распоряжения товарища Канукова.
– Да пущай отдыхает. Лавка казенная. Чай, до дыры не изотрет.
Чагдар поднялся, проверил, как сидит на нем казачья фуражка – соблюден ли наклон, не зализан ли чуб, поправил пояс, отряхнул штаны и быстрым шагом направился к вокзальному крыльцу.
Впервые попал Чагдар внутрь такого большого здания. Может, ощущение огромности создавалось пустотой помещения и белизной стен, да еще и люстра под потолком била в глаза десятком электрических ламп – Чагдар поневоле зажмурился. Дверь за ним захлопнулась, и пустая зала откликнулась многоголосым эхом.
Сбоку от окошка с надписью «Касса» стоял Петро и махал рукой.
– Давай сюды! Ты чего один-то? Батя совсем занемог?
– Занемог.
– Беда! А дохтур-то того… лыка не вяжет. Ну, заходи, не робей!
Петро потянул на себя тяжелую деревянную дверь с надписью «Начальник станции» и толкнул за порог Чагдара.
Света в кабинете было меньше, чем в зале: одна лампочка горела под потолочным абажуром, да зеленая лампа на большом, покрытом сукном столе плавала в плотном облаке табачного дыма.
выводил чей-то разухабистый, размазанный, похожий на собачий брех голос под звуки поскуливающей балалайки.