Улан Далай - стр. 26

Плясунья сделала круг слева направо, остановилась перед Бембе и коснулась рукой его плеча. Бембе выскочил вперед, как пружина, широко развел руки в стороны и пошел переступать, притаптывая правой ногой, а левой лишь касаясь носком земли, четко щелкая каблуком о каблук. Каждый мускул его тела сотрясался, как в судороге, но проходка была такой плавной, словно танцор ступал по воздуху. Баатр вспомнил, как в детстве, спрятавшись за кибиткой, босой Бембе оттачивал танец, разбивая в кровь левый носок, но это не останавливало упрямца – он продолжал, даже когда ноготь слез и палец распух. Во всем он, Бембе, такой настойчивый: лозу будет рубить до последнего прутика и чичирдык танцевать до последнего вздоха.

Мелко-мелко содрогаясь всем телом, Бембе опустился на скрещенные ноги. Зрители от мала до велика восторженно подбадривали: «Хядрис! Хядрис!» А Бембе, сидя на скрещенных ногах, выдвигал вперед поочередно плечи, колыхавшиеся будто флаги на легком ветру. Тут он кивнул брату, Баатр сделал два шага вперед и упал на колени как подрубленный, изогнулся спиной, придерживая правой рукой шапку, коснулся головой земли, напружинился всем телом и выпрыгнул вверх. «Хядрис!» Проверка на ловкость, на владение телом была закончена. По кругу пошла арька.

– А суженых когда ж вам покажуть? – поинтересовался Мишка.

– Когда все задания сполним.

– Ага, когда глазыньки зальють, да еще и в ночи – люба девка кралей видецца! – засмеялся Гришка. – И мочи удрать ужо не будеть.

«Дело Гришка говорит», – подумал Баатр.

Снова зашли в кибитку, подали горячее мясо. Баатр едва притронулся – ему предстояло поразить родителей невест пением, а с полным желудком хорошо не споешь. Исполнять он будет за двоих: что не давалось Бембе – так это речи говорить и песни петь.

Поели – запели. Про войну, про походы, про геройство. У мужчин загорелись глаза, у женщин выступили слезы. Подвыпивший отец невест усердствовал громче всех, у него пот градом катился со лба.

Опять разлили арьку.

– Ну, зятья, кто из вас поднесет мне с песней?

Баатр молча поднялся, обеими руками взял наполненную до краев чашу, осторожно двинулся к тестю, следя, чтоб не расплескалось ни капли. Все затихли. Баатр встал перед тестем на одно колено и запел. Песня была хвалебная, собственного сочинения. Пел Баатр про то, как скакали они с братом по степи среди пестрых тюльпанов и танцующих журавлей, как радовались их сердца в ожидании встречи с достойной семьей из славного рода, как увидели своих будущих родственников: любящих родителей, их сильных сыновей и скромных дочерей – и как хотят они, братья Чолункины из рода зюнгар клана эркетен, породниться с ними. Пожелал, чтобы тесть прожил до седых усов, чтоб увидел внуков и правнуков, чтобы чашка его была полна молока, а скот хорошо плодился, чтобы всегда к нему были благосклонны бурханы и чтоб умер он как настоящий казак не в своей постели, а в ратной битве.