Укрощение строптивой в деревне - стр. 9
– Ты что, совсем охренел, бомж! – пищит она, делая шаг назад.
Но, судя по всему, её хую-чу не предназначены для деревни, и каблук проваливается в землю, подворачивая ногу.
Наблюдаю за полётом подбитого лебедя и стараюсь не заржать. Думаю, её окружение дорого бы заплатило за то, чтобы увидеть эту картину.
– Урод, ты меня толкнул! – вопит эта кукла.
– Конечно, – ухмыляюсь и, подняв руку, отстёгиваю лямку комбеза. – А сейчас ещё и себя толкну.
– Пошёл вон! – ещё громче вопит эта белобрысая, начиная отползать на заднице.
Вот дура. Сейчас же колючек загонит себе, кто доставать ей их будет?
И только я хочу ей помочь, как сзади раздаётся звук машины Егорыча. Разворачиваюсь и замечаю, как по дороге от Берёзовки поднимается столб пыли. Мчит, зараза. Сейчас бы съездить ему по щам за то, что не сделал, как нужно было.
Разворачиваюсь к этой Златовласке и, достав мобилу и разблокировав, протягиваю ей.
– Как пользоваться знаешь? Или у вас, столичных, и для этого бомжи есть? – вопросы звучат грубо, но она заслужила.
– Спасибо, – шепчет побелевшими губами.
– Мне твоё спасибо до одного места. Рассчитаешься потом, – зло отвечаю. Не понимаю: это она меня так злит, или это злость за сломанную мотыгу. – И совет тебе, на будущее: не вздумай здешних людей бомжами называть. Они побогаче тебя будут. По крайней мере, в душе точно.
Вижу, как вздёргивает подбородок. Ох же и не повезло тебе приехать в Берёзовку. Тебя здесь быстро научат уму-разуму.
– Матвей, ты только не злись, – Егорыч подъезжает ко мне и на ходу выскакивает из машины. – Ну подумаешь, не докрутил.
– Егорыч, ты охренел! Не докрутил? Ты же знаешь, что не тебе придётся сюда ехать снова. А батя и так злой на меня ещё с утра, – выговариваю Егорычу.
Хороший он мужик, но жить без рюмки не может. Если он не выпьет хотя бы чекушку в день, то говорит, что прожил его зря.
А батя же меня оставит виноватым, что недосмотрел, не проверил.
Он и так орал на меня сегодня, что уши сворачивались у всех, хоть и в кабинете мы были вдвоём.
– Нормальные отцы дочерей оберегаю, а мне что, отцовское ружьё доставать, чтобы девок твоих отгонять? Ты совсем совесть потерял, сын? Сколько можно? Из дома ушёл, поступил непонятно куда. Вечно пропадаешь, отпрашиваясь с работы.
– Ну я же всё успеваю, – отвечаю бате, но лучше молчать.
– И что? Я должен плясать от радости, что ты у меня такая Марья-кудесница?
– Бать, – опускаю голову. Не хочу грубить, но чувствую, что, если он не замолчит, сейчас будет хреново.
Но батя замолкает, и только его тяжёлое дыхание звучит на весь кабинет.