Украденное счастье - стр. 23
– Главное – доверять друг другу. По-моему, это золотая идея – заняться мелкими посредниками. Я кое-кого знаю, кому все время нужны деньги… Такие пойдут на любой процент, лишь бы достать их немедленно. У меня есть один знакомый – Ганс Келлер, могучий мужик! Он прокручивает миллион мелких сделок, и деньги ему нужны постоянно. И знаешь где он их берет? У живоглота Цюбельбюллера, под неслыханные проценты! Так он, понятное дело, лучше пойдет к нам, чем к этому новоявленному Гобсеку! – горячился Анрэ.
– Кто ж не знает прохвоста Цюбельбюллера! Да его пол-Лугано ненавидит. Имея такой гешефт[1], ходит в старом сюртуке и, вы подумайте, носит старую, засаленную шляпу! Разве может порядочный человек ходить в такой шляпе? Его дети не знают, что такое подарки. Им неизвестно такое слово…
– Постой-постой, а что, если и нас начнут ненавидеть, как этого Цюбельбюллера? – Анрэ как бы заглянул в свою душу с этим вопросом. – Нет, мы такими не будем. Не может быть! Я не такой, да и ты не такой, я же знаю…
– Что ты не такой – это точно, – Фляйшман широко улыбнулся. – Но сейчас нам еще рано говорить о прибыли. Надо трезво оценивать свои возможности и перво-наперво решить вопрос о начальном капитале. Я завтра же поговорю с отцом… Вернее, уже сегодня, на часах давно за полночь. Пожалуй, мне пора.
– Может, останешься у меня? – Анрэ очень не хотелось отпускать друга и прерывать такой интересный разговор.
– Нет, спасибо, я пойду. Порядочный еврей должен ночевать дома. Да и мама будет волноваться.
– Зигмунд, стыдись, ты же взрослый мужчина! Неужели твоя мать не разрешает тебе, как какому-нибудь школьнику, проводить ночи вне дома? Это же просто смешно!
Лицо Зигмунда побелело.
– Ты, видно, не знаешь, что с моей мамой?
– Нет. А что с ней такое? Она нездорова?
– Нездорова… Три года назад у нее был удар, с тех пор мама лежит без движения. Ее нужно кормить с ложечки, точно малого ребенка, переодевать, мыть, то и дело менять белье… При этом она сохранила ясность ума и оттого стыдится своего положения, плачет и умоляет о смерти. Но Господь ее не забирает. Значит, она нужна здесь, на этом свете… И я знаю зачем! Чтобы я научился ухаживать за близкими мне людьми, научился думать не только о себе… – Зигмунд внезапно замолчал и отвернулся. Видимо, ему стало неловко за этот неожиданный срыв. Повисло молчание. Фляйшман откашлялся и уже спокойно продолжил: – Извини, что так получилось. Я не должен был так с тобой говорить. Боль каждого принадлежит только ему, и больше никому! Никогда не нужно выпячивать свое, только тебе принадлежащее. А я это сейчас сделал. Мне стыдно. Если не соблюдать это правило, то что получится? Тебе хочется поговорить о своих проблемах, а я, вместо того чтобы тебя слушать, завел песню о своих. Разве друг должен так поступать? Да так никто поступать не должен. Только тогда мы будем угодны Господу.