Украденная память - стр. 6
Труднее всего исцелиться от любви, которая вспыхнула с первого взгляда, – сказал кто-то из великих. Антон не помнил точно кто, но полностью разделял это мнение. На собственной шкуре, как говорится, убедился.
Катя изменилась… Похудела, повзрослела, черты ее облика оформились, утончились. Словно неведомый художник добавил пару недостающих штрихов – сделал образ законченным и в то же время более желанным… На бледном, почти прозрачном лице лихорадочным блеском горели янтарные глаза с золотистыми крапинками. Их взгляд прожигал насквозь… Совсем чужие глаза. А губы – волнующие, манящие – остались прежними. И поворот головы…
Катя… Его наказание, его проклятие… Любовь его жизни…
Антон вдруг понял, что эта, новая Катя нравится ему гораздо больше. И что поговорка «время лечит» не имеет к нему никакого отношения. Сердце болезненно сжалось…
– Давай, давай, цепляй. Цепляй, тебе говорю, – услышал Молчанов и очнулся от грез.
Два тощих мужичка в оранжевых униформах деловито пристраивали трос с крюком на конце к бамперу его, Антона, автомобиля. Рядом стоял ярко-желтый эвакуатор, возле которого топтался важный толстомордый гаишник. Молчанов хмыкнул, нащупал в кармане удостоверение и направился к самодовольному блюстителю закона.
Глава 2
Три недели пролетели, как во сне. Театр рожал премьеру. Первую в новом сезоне.
В сумасшедшей рабочей гонке Катя даже не заметила, что наступила настоящая осень. Деревья сбросили пожухлую листву, почернели, словно от горя. И теперь, жалкие, беззащитные, тянули в немой мольбе голые ветви вверх к серому, безрадостному небу. Скукоженная трава покрылась стылым, седым налетом. Земля напряглась и замерла в ожидании.
На свой первый за долгое время выходной день Катя запланировала кучу дел: убраться в квартире, постирать, съездить к маме, наконец. Но сил не было никаких – голова раскалывалась от ноющей боли, ноги словно кто-то заковал в неподъемные кандалы. Она так и просидела бездумно на крошечной кухонке до самых сумерек, зябко кутаясь в старую шерстяную шаль.
Катя вздрогнула, когда зазвонил телефон, и с трудом удержала в руках ставшую вдруг очень тяжелой трубку.
– Ты что же, Катерина, до сих пор не выехала? – строго спросила Елена Анатольевна, Катина мать. Мать всегда называла ее Катериной, когда сердилась.
– Я что-то неважно себя чувствую, – еле слышно ответила Катя. Громко говорить тоже оказалось трудно.
– Я так и знала, – удовлетворенно констатировала Елена Анатольевна, – довела себя со своей работой! Боже правый! Я проклинаю тот день, когда предложила устроить тебя в этот бессовестный театр! Я же думала, что это временно, что ты там больше одного сезона не выдержишь, – постепенно распалялась мать. – Мало того что платят гроши, помыкают тобой, но еще и отдыхать не дают. Где это видано такое, чтобы человек с утра до ночи, не покладая рук, трудился на чужого дядю? И ни благодарности, ни материального удовлетворения, ничего! Бросай ты этот театр к чертовой матери, прости меня, господи! Сколько раз я предлагала тебе работать у нас. Сейчас и вакансии подходящие имеются. Могу замолвить за тебя словечко. Да и Николай Николаевич…