Уинстон Черчилль. Темные времена - стр. 56

. Закончил Черчилль свое выступление подробным разбором ошибок развития авиации, которая была для островного государства не только средством ведения наступательной войны, но и защиты собственных территорий. «Угроза с воздуха не та, от которой можно улететь, – заметил он однажды. – Мы не можем отступить. Мы не в состоянии переместить Лондон»^>242.

Премьер-министра неслучайно называли «Честным Стэном». Ранее, в мае 1935 года, он уже поразил уважаемую публику Вестминстера своей наивной откровенностью, признавшись в допущенных просчетах относительно прогнозов развития немецких ВВС. «Я полностью был неправ», – заявил он тогда^>243. Спустя полтора года он также решил не обманывать ни себя самого, ни своих коллег в правительстве, ни парламентариев, которые ожидали его ответа на выдвинутые Черчиллем обвинения. Он выступил перед палатой с «абсолютно искренней» речью, в ходе которой спокойно признал, что им была допущена ошибка. Но эта ошибка была вызвана «благими» намерениями. Он всегда повторял, что «демократия на два года отстает от диктатуры». Он готов это повторить и сейчас. Как глава правящей партии он должен заботиться о победе на выборах своих сторонников, а последнее невозможно без учета мнения избирателей, которые хотят мира, и только мира^>244.

«Ох уж этот честный Болдуин!» – негодовал Черчилль^>245. После такой исповеди кто осмелится бросить камень в премьера? Разве только тот, кто не хочет мира для своих сограждан и готов пренебречь мнением народа ради претворения в жизнь собственных идей. Но проблема заключалась не в этой моральной дилемме и не в том, что глава правительства открыто признавался в допущенных ошибках и неправильной интерпретации полученных сведений, несмотря на весь разведывательный аппарат и прочие надежные источники сбора информации, находившиеся у него под рукой. Для Болдуина признавать свои промахи было так же естественно, как и их совершать. Не зря Черчилль еще в 1923 году иронично заметил: «Мистер Болдуин очень честный человек, он нам сам это сказал»^>246. «Временами мистер Болдуин наталкивается на правду, тогда он быстро вскакивает, отряхивается и продолжает свой путь, как будто ничего не произошло», – добавит Черчилль в 1936 году^>247.

Что касается самого выступления Болдуина, то на следующий день после заседания в парламенте Черчилль сказал Арчибальду Бойд-Карпентеру (1873–1937): «Я еще никогда не слышал столь жалкого и убогого признания от публичного человека»^>248. В своих мемуарах он охарактеризует этот спич как «ужасную, отталкивающую откровенность». Само пренебрежение своими прямыми обязанностями и превосходство страха проиграть следующие выборы над интересами национальной безопасности не имели, по словам Черчилля, «параллелей в нашей парламентской истории»