Уход - стр. 6
– Да ладно вам. Я серьезно. Ребята, поглядите его глаза.
Евгений Львович состроил гримасу улыбки, вытараскал очи и подвинул лицо к сидящему ближе Игорю.
– Ой! Правда!
– Что правда?
– Желтые… Ничего не болит?
Все всполошились, стали по очереди рассматривать глаза начальника. Сам поначалу посмеивался, но вдруг лицо его посуровело, улыбка исчезла:
– Ну, ладно чудить. Зеркало дай. Над раковиной, сними со стенки.
Треп прекратился. Все замерли – начальник диагностировал свою возможную болезнь. Евгений Львович недолго оттягивал вниз веки, рассматривая белки. Молча встал и повесил зеркало на месте.
Все молчали. И он молчал. И потом медленно, раздумчиво:
– И болей никаких не было…
Опять замолчал, и все настороженно молчали. Долго прикуривал от зажигалки, как-то услужливо-испуганно протянутой Игорем. Наконец сказал:
– Не надо было столько пить вчера. Цирроз печени.
Вслух никто не отреагировал. Вася переглянулся с Игорем. Илья уткнулся в ладони, прикрывая зажигалку и сигарету. Будто ветер. Но ни сквознячка. А потом все-таки буркнул:
– Ну ладно! Сколько вы там выпили?
– Бутылку.
– Сухого?
– Ну.
– Чего уж…
– А прошлые годы…
Вася под столом двинул Илью ногой. Тот поперхнулся и не сказал каких-то слов, уже, по-видимому, висевших на языке… или в мозгу… А ведь действительно, пусть лучше думает, что цирроз. Да уж держи карман шире – именно так он и думает! Будто меньше их понимает. И всё же так легче всем. Есть что сказать. А другое… Нет уж, лучше молчать.
Евгений Львович взглянул на своего первого помощника и усмехнулся:
– Не горячись, Илья! Еще посмотрим. Пошли в реанимацию. У меня еще сегодня холецистит. Впрочем, не у меня. В возникшей ситуации правильнее будет сказать: «мне еще надо сделать сегодня одну холецистэктомию». – Мишкин немножко неестественно засмеялся, но на сей раз никто не подхватил смех начальника.
Оперировал он как всегда. Будто ничего отвлекающего от повседневности не возникло. Впрочем, может, на сей раз меньше вел пустых разговоров. Обычно-то всегда что-то болтал по ходу дела, а то и песенку мурлыкал, если операция проходила без случайностей. А сегодня как раз всё шло как по рельсам, но он молчал.
После операции, не сказав своей свите ничего, Мишкин отправился в отделение ультразвуковой диагностики.
– Девочки, посмотрите меня.
– Что смотреть, Евгений Львович?
– Желтуха, говорят. Что смотреть?! Вот и смотрите.
– Ой, правда! Глаза желтые.
Мишкин молча лег, обнажив живот. Две женщины склонились над ним, разглаживая живот датчиком. Евгений Львович тоже скосил взор на экран, где в треугольнике что-то мерцало и двигалось. Он вновь подумал, как быстро меняется жизнь. То ли дело раньше – посмотрел на больного, пощупал, постучал. А теперь… Теперь всё по-другому. Всё меньше и меньше играют роль киты, на которых спокон века держались обследование и диагностика – анамнез, аускультация, пальпация, перкуссия. Слова-то какие красивые! Анамнез – разговор с больным, расспрос и выяснение, когда вылезает порой не только болезнь, но и душа пациента. Помогало врачеванию, контакту, так сказать, с объектом лечения. А теперь говорят, что больной своими словами может как-то не так настроить врача и запутать его – лучше объективные показания аппаратов. Аускультация – выслушивание трубкой, фонендоскопом. Висящая на шее трубка и сегодня остается врачебным символом, как бы подтверждает принадлежность к касте. Корифеи медицины когда-то говорили, что фонендоскоп надо подбирать к ушам – выбирать, как франт выбирает себе шляпу. Тогда выслушивать легче и надежнее. А зачем сейчас вообще что-то выслушивать – посмотри на рентген и все увидишь. Слушать сердце! – сколько аппаратуры есть, чтобы понять сердечные беды. Даже давление можно мерить без трубки, без ртутного столба, без манометра – прицепил прищепку куда-нибудь на палец и смотри себе, какие цифры выскочат на экранчик. А пальпация – ощупывание, перкуссия – простукивание… Когда-то мы читали старых врачей о красоте движения, о чуткости рук, ощупывающих или выстукивающих больную область, и о том, как много сведений все это дает искусному лекарю. Всё в работе – осязание, слух… А теперь смотрит Мишкин на холодное мерцание монитора, видит некие изменения – и ни к чему это искусство ощупывания. Уходит в небытие красота медицины, искусство врачевания, нужда в классных специалистах. В таких звездах, как Мишкин. Но жизнь-то продолжается и улучшается. А? Больным-то, наверное, лучше. А? Но это будет еще. Это все-таки будущее. Сегодня все же без мишкиных не обойтись. Пока что не обойтись. Последние времена звезд медицины.