Угол атаки - стр. 35
Вскоре стало ясно, что если они не хотят погубить ребенка, то надо везти его домой, в Москву, к хорошим врачам и в нормальный климат.
Лиза уехала, а он остался служить. Можно было попросить перевод, и его рапорт наверняка удовлетворили бы, но участковая уверяла, что «к трем годам малыш перерастет, выправится», да и Лизе все равно надо закончить институт. Стоит ли бросать службу, которая ему нравится и где открываются очень хорошие перспективы, только чтобы не разлучаться на годик-другой?
Иван не скучал по семье. Лучше знать, что они благополучны вдали, чем страдают рядом с ним.
Правда, в Москве Стасик все равно болел, так что Лизе пришлось взять новую академку.
Так прошло два года. Стасик пошел без него, и первое слово сына Иван тоже не слышал, и не носил его на руках, и не обтирал водой с уксусом, когда температура поднималась слишком высоко, и, наверное, поэтому, приезжая в отпуск, каждый раз с трудом привыкал к мысли, что этот бледненький щуплый мальчик – его сын. Лиза, как все матери больных детей, совсем переселилась в ребенка. Все остальное было либо неважно, либо стыдно. Она совсем махнула на себя рукой, располнела, расползлась, а в постели следила только за тем, чтобы не забеременеть, потому что с таким здоровьем Стасика заводить второго ребенка невозможно.
По ночам Иван иногда просыпался, с тоской понимал, что жить в подвешенном состоянии неправильно и нельзя. Что ненормально, когда дед замещает отца, пока тот болтается на другой стороне планеты. В войну разлуки неизбежны, но в мирное время семья должна быть вместе. Думал, но ничего не делал, надеясь, что жизнь сама расставит все по своим местам. Так оно в конце концов и случилось.
Ивану пришлось катапультироваться из самолета. В результате он заработал компрессионный перелом двух последних грудных позвонков, то есть легко отделался, ведь катапультирование примерно так же безопасно для жизни, как русская рулетка. По обломкам самолета установили, что виной была техническая неисправность, а он проявил выдержку и мужество, но все равно небо для него закрылось. Ни один врач в здравом уме больше не пустит его за штурвал истребителя.
Пришлось месяц лежать в госпитале, где все лечение состояло в строгом постельном режиме и фанерном щите, подложенном под комковатый матрас. Болея впервые в жизни, Иван тосковал и стыдился своей немощи и надеялся только на то, что раз ему плохо, то, может, Стасику выйдет послабление по части болячек. Вдруг он остро и совершенно по-детски заскучал по Лизе, захотел, чтобы она прилетела, кормила его с ложечки и читала вслух свои любимые книжки. Но жена, конечно, не могла оставить ребенка, тем более что Иван наврал по телефону, будто у него нет серьезных повреждений.