Удовольствие есть наказание - стр. 6
Руководитель этого парада заигрываний, Клаас, сидел в уголке на полуразложившемся кресле и почти допил до конца литровую бутылку хмельного напитка, стараясь заглушить боль от понятия того, что он перестал быть интересен Элис.
Она его убивала своими действиями. Может, только это и могло пробудить в нём те чувства, которых он когда‑то лишился. Хмель вскружил ему голову, и Клаас предложил Рельсе сыграть в пародию на "ножички".
Задачей было попасть ножичком в пол так, чтобы он в нём застрял намертво. Но ключевой особенностью было то, что ножичек‑то тупой!
И как бы не пытались это два почти взрослых парня попасть тупым куском металла по полу – все попытки оборачивались провалом.
Упорству их и настойчивости можно было лишь позавидовать. Путь к достижению цели был различен – кто‑то старался посильнее напрячь свою руку, состоявшую из одних костей и жил, а кто‑то кидал под определённым углом, рассчитывая в голове этот самый несуществующий угол. Именно угол помог таки Рельсе попасть этим злосчастным ножиком в пол.
Невозможно описать удивление Клааса. На лице его появились морщинки и складки на лбу, сливающиеся с телом и выражающие недоумение.
Зрачки расширились до такой степени, что не стало видно глаз.
А зрачками этими он рыскал по эллингу, надеясь найти поддержку в лице Элис. Она же сначала безучастно глядела на происходивший идиотизм, а после заинтересовалась этой игрой. Когда Рельса выиграл, в её голове что‑то мелькнуло.
Ей показалось, что её мысли мгновенно очистились, и спала пелена.
Удобство этой мысли было обеспечено её мимолётностью. Элис теперь посмотрела на Рельсу как‑то даже по‑другому. Только сейчас она заметила, что имя "Элис" для него было нечто большее, чем простое имя.
В памяти всплыли эти миловатые взгляды. Элис вспомнила ещё именно его дрожавшие губы, которые колыхались от каждой её фразы. Ей была даже по нраву эта его стойкость, с которой он оставался до сих пор другом и не решался признаться в своих пламенных чувствах.
Но самой Элис стало почему‑то неприятно это чувство, отчасти из‑за взгляда Клааса, который моментально заметил перемену в Элис.
Она предчувствовала, что после этого дня рождения ей достанется от Клааса.
Элис хотела убежать из эллинга, лишь бы перестать чувствовать эту привязанность. Благо, что эта мысль моментально испарилась, будто её никогда вовсе и не было. Можно ли было так существовать ей?
Клаас мог лишь ощущать вновь своё превосходство над ими обоими. Вернулось и ощущение себя максимально ущербным Рельсе. Это так странно, что происходившее всего минуту назад в этой голове улетучилось в пучину небытия. Миллионы возмущений и негодований исчезли, и напряжённость отношений будто даже испарилась.