Удивительные истории о мужчинах - стр. 23
И вдруг как закричал кто-то внутри:
«Нет! НЕТ! Не задувай!!!»
Должно, лицо у меня изменилось.
Но и у Настеньки переменилось что-то. Руки из-под себя выпростала, за плечи меня взяла, потянула к себе. Ох, крепкие пальцы у нее! Лицо ее ко мне приблизилось да вдруг – как потекло… Господи! Я отшатнуться хотел – пальцы, как клещи. И все. Обессилел. Как помертвело внутри. Враз части свои мужские ощутил, и не по-хорошему. Страшно!
На лице девичьем: на тени тень. Черточки знакомые вытягиваются, рот приоткрытый как бы вперед и в стороны расходится и…
Морда медвежья! Как изнутри проступает.
Я уж и не трепыхаюсь. Какое там! Обмяк. Господи! Сожрет! Счас обернется и – рвать!
И тут я со всей ясностью понял: она! Она Саёныча…
Да, впустила, приняла, а потом…
О Господи! Нету силы моей!
И тут в мозгу моем опять словно голос чужой, не вкрадчивый, не ласковый, а какой-то холодный совсем, равнодушный.
«А ты полюби ее, – говорит, – полюби ее, как есть. Не бойся. Полюби!»
И душа моя жалкая, в желейном теле, вдруг взошла, как от искры.
И повернулся мой страх в нежность неописуемую.
И, нехотя словно, вновь стало переменяться ее лицо. Ушла морда медвежья, проступил облик девичий, ожидающий… И руки (не лапы уже) на плечах помягчели. Она ждала. И я знал, чего она ждет. Меня.
А страх мой, он не умер, он был где-то внутри, трепетал. Вылезет – конец мне!
Но я его перемог да затолкал поглубже, убеждая себя: люблю – и все тут!
И я, действительно, любил ее! Не как женщину любят, не страстью, а… как детей своих любил бы, если б были у меня дети. Глядел на нее и думал: обратись она сейчас в зверя, – все равно любить буду! Все равно!
И обмякла она, растаяла. Власть над ней стала – моя: пока не боюсь – моя!
А как я понял это, сразу и любовь моя к ней переменилась. Не то, что ушла: попроще сделалась.
Любопытство появилось: если оборотень она, тело у нее – какое? Может, знаки какие есть?
И вот еще что: женщину в ней я меньше хотел, чем чудовище. И мысль такая совсем не смущала, ни капельки! И ничуть я уже не боялся!
Без поспешности раздел ее: кофту толстую, вязаную, блузу, юбку, чулки старомодные, на резиночках, рубашку исподнюю. Раздевал – и все искал, искал. Знаки.
Но не было в ее теле ничего. Ничего звериного. Плечи были чисты, груди теплые, тяжелые, гладкие, рука короткопалая, живот… Просто тело женское. Большое, покорное.
Да, она была покорна, пыталась угадать меня, стать мягче, легче, чем была по естеству.
И все-таки овладеть ею я не мог! Прости, читатель, за подробности: тыкался без толку, ноги ее перекладывал и так, и этак… И сама она старалась мне помочь – никак!