Удалённый аккаунт - стр. 2

Наша «приемная мама» никогда на нас не кричала: градус воспитания снижался соответственно возрасту подопечных. Старших, – в то время 14-летнюю меня и 16-летнюю Арину, – практически не трогали, нам давали много самостоятельности и свободы, чем мы порой злоупотребляли, но, наверное, именно благодаря такому подходу мы не попали во что-то по-настоящему страшное. Самое страшное, что могло бы произойти, случилось спустя много лет и именно по этому поводу мы собрались в поминальном кафе.

Светлане Алексеевне и Семену Ивановичу, – ее мужу, – как настоящим родителям полагались места в самом центре зала. Они почти все время молчали, и их горе было намного тише страданий биологической матери Арины, которая незаслуженно сидела рядом с ними. И пока Татьяна раскачивалась и верещала, они только пару раз поднимали глаза, смотря на фотографию погибшей воспитанницы, а затем встречались взглядом со мной.

-Моя Ариночка! – воскликнула Татьяна Михайловна и, едва не завалившись назад, залпом опустошила граненый стакан с водкой. – Как же я теперь без тебя?

– Как и последние 12 лет, – прошептала я.

Каждая секунда там пронзала меня насквозь – помимо боли я ощущала собственный пульс в висках и шее. На мою руку опустилась влажная ладонь, из-за чего я вздрогнула. Это была Энже. Ее пальцы обхватили мои, давая почувствовать присутствие, ощутить хоть что-то. Если смерть и имела что-то подобное характеру человека, то определенно была жестока и высокомерна. Татьяна Михайловна будто стала марионеткой в ее руках, с помощью которой разыгрывался спектакль, чтобы посмеяться надо мной. Смерть ли жизнь – они неразделимы, две лучшие подружки, семиклассницы, выбравшие меня в качестве жертвы. Жизнь забрала у меня все, кинула подачку на 9 лет, а теперь они и ее отобрали у меня, как у голодного последние крошки хлеба.

– Я должна была умереть раньше, – шептала я, ощущая, как сжимается ладонь Энже, – я не хочу здесь быть, я не хочу это чувствовать, я должна была умереть.

– Не оставляй меня, – ответила она едва слышно, на выдохе.

В день, когда я сорвала первый на моей памяти концерт Татьяны Михайловны, Арина вернулась достаточно поздно. Наверняка гуляла с друзьями-старшеклассниками. Я услышала шаги по скрипучей лестнице задолго до того, как наша фанерная дверь открылась. Арина аккуратно бросила свою сумочку из кожзама, которая износилась всего за пару месяцев учебного года, и застыла в центре комнаты. Я оторвалась от своей подростковой книги, чье название теперь стыдно произносить, и подняла на нее взгляд:

– Привет.