Учитель покаяния. Жизнеописание святителя Игнатия (Брянчанинова) - стр. 4

Задумчивый, замкнутый, всегда грустный Дмитрий был непререкаемым авторитетом для братьев и сестер, которые чувствовали, что он духовно был много выше их. Умный, не по летам серьезный, никогда не принимавший участия в детских проказах, никогда даже в шутку не сказавший ни слова лжи, Дмитрий имел большое влияние на детей, был их старшим товарищем и советчиком.

Любимой игрой младших Брянчаниновых было бегать взапуски и бороться. Петр Александрович вспоминал, что Дмитрий Александрович никогда не пользовался во время борьбы преимуществами старшего по возрасту. Напротив, он поощрял неуступчивость и попытки сопротивляться: «Не поддавайся, защищайся»[12].

Детство святителя было «преисполнено скорбей»[13]. Впоследствии, умудренный жизнью, он писал: «Искушения и скорби ниспосылаются человеку для его пользы: образованная ими душа делается сильною, честною пред Господом своим»[14]. Главными средствами воспитания Александр Семенович считал неумолимую строгость, суровость и жесткую систему наказаний. Дети трепетали от страха перед ним так же, как и подчиненные слуги. Нянька Ефимовна старалась скрыть от него их проступки, желая избавить своих питомцев от немедленного и строгого возмездия. Напротив, дядька Доримедонт Дмитриевич, всецело преданный своему хозяину, не считал возможным скрыть от него самую малейшую провинность детей. «…Любовь к детям скрывалась здесь, как недостойная слабость. То было царство розги».

Однажды, вытерпев незаслуженное наказание, младшая дочь Мария запротестовала, после чего ее высекли второй раз уже до обморока. Михаил нечаянно услышал в деревне разговор о мошенничествах старосты и прибежал домой рассказать об этом отцу. За вмешательство в дела взрослых его секли, а самолюбивый мальчик, чтобы не закричать, прокусил себе во время порки руку до крови. Один из сыновей был высечен розгами за неправильно произнесенную французскую фразу[15]. По утрам детей держали впроголодь, жестко соблюдая установленную систему воспитания. После чашки жидкого чая с парой пшеничных булок или сухарей они ничего не ели до самого обеда. Няня Ефимовна тихонько старалась утолить голод детей кусочками ржаного хлеба. «Те ломтики хлеба, что нам Ефимовна совала тайком, были милостыней!» – дрожащим от волнения голосом рассказывал Петр Александрович впоследствии.

Однажды «в Покровское приехал знакомый помещик с подростками-сыновьями. Вследствие этого уроки Митеньки и Петруши были прекращены: надо было занимать гостей. Мальчики ходили гулять очень степенно, без шалостей, так как уже не считали себя детьми. Полюбовались на фонтан, посидели в гроте и к чаю возвратились. Для молодых господ чай был сервирован отдельно от взрослых. Прислуживал им дядька. К чаю были поданы сдобные сухари из белой муки – по адресу гостей, и другие, из домашней пшеничной, – для своих. Но Митенька и Петруша, среди разговора, взяли и себе по два белых сухаря, как брали их гости. “Не из жадности, – уверяю, – говорил Петр Александрович, рассказывая впоследствии этот случай в нашем доме, – а потому что унизительно было показать гостям, что нам не дают есть того же, что им…” Дядька видел преступление и донес. По отъезде гостей обоих братьев поставили на три часа на колени, заставив их при этом держать по белому сухарю во рту. Все домочадцы ходили мимо и видели это. “Стыдно нам было, Машенька, убийственно стыдно. Сухари во рту тают, проглотить не смеем… А главное, – стыдно, – рассказывал с горьким выражением старик. – Ну, и обидно. Не маленькие ведь мы были… За что?”»