Учитель фехтования - стр. 12
И с таинственным видом посвященного Карреньо пустился рассказывать об очередном заговоре, секретные сведения о котором сообщили ему некие тайные осведомители, чьи имена он, разумеется, предпочитает держать за семью печатями. Про заговор, о котором шла речь, как и про дюжину других подобных заговоров, знал весь Мадрид, однако Карреньо это нисколько не смущало. Шепотом, то и дело озираясь по сторонам, перемежая рассказ множеством недомолвок и намеков («Я доверяю вашей порядочности, господа…»), он перечислял подробности своей захватывающей истории.
– Ложи, господа, – о масонских ложах он обычно рассуждал так же запросто, как другие рассказывают о своих домочадцах, – имеют колоссальное влияние на общество и политику. Скажу вам по секрету: о Карлосе VII[19] никто уже и не думает; кроме того, без старика Кабреры[20] племянник Монтемолина[21] – пустое место. Словом, Альфонсито долой: хватит Бурбонов. Быть может, нам подошел бы какой-нибудь заграничный вариант монархии, конституционный или что-нибудь в этом духе; хотя поговаривают, что Прим склоняется на сторону шурина королевы, Монпансье. А в противном случае всех ожидает «славная и независимая», предмет вожделений Карселеса.
– Да, господа, великая и свободная. – Карселес торжествующе поглядел на дона Лукаса. – И пусть монархисты роют себе могилы.
Однако насупившийся дон Лукас не сдавался – он готовился нанести ответный удар.
– Вот-вот, – проворчал он угрюмо, – свободная, демократичная, вольномыслящая, оборванная и никчемная республика. Кругом сплошное равноправие, а на Пуэрта-дель-Соль торчит гильотина, чей нехитрый механизм собственноручно приводит в действие дон Агапито. Никаких кортесов, ни черта. Народная ассамблея в Куатро-Каминосе, в Вентасе, в Вальекасе, в Карабанчеле[22]… Вот что предлагают нам единомышленники сеньора Карселеса. А раз так, родившись европейцами, мы постепенно превратимся в папуасов!
Фаусто принес блюдо с гренками. Дон Хайме взял один и задумчиво обмакнул его в кофе. Маэстро крайне утомляли нескончаемые споры приятелей, но он понимал: эта компания не лучше и не хуже любой другой. Пара часов, проведенных на тертулии, частенько спасали его от уныния и одиночества. Эти люди со всеми их недостатками, ворчливые, хмурые, готовые растерзать любую живую тварь, случайно затесавшуюся в их спор, давали друг другу счастливую возможность сбросить гнет разочарований. В узком кругу завсегдатаев тертулии каждый смутно утешался, глядя на других и понимая, что его собственные неудачи – не исключение, и собеседники в той или иной степени разделяют его невеселую участь.