Ученик - стр. 6
Сейчас, когда он уставился на них, ему хотелось стать маленьким и незаметным, к горлу подступил комок, но он знал, что стоит сейчас заплакать, и будет только хуже, поэтому он стоял и молчал, отгоняя мысли о бабушке, ожидающей хлеб, о таком надежном доме, о любимых книгах. Все написанное в них ничего не значило здесь и сейчас.
И эти мысли только делали все намного хуже, потому что ему было сложней и сложней сопротивляться искушению разреветься и униженно просить отпустить его.
– Деньги давай, – последовало неизбежное и неотвратимое продолжение, и он понял, что полная коллекция олимпийских рублей у него просуществовала недолго.
Он опять представил, как он раскладывает все шесть кругляшей рядом на ковре, подумал о том, как это было бы здорово и интересно – рассматривать их все вместе, и, под влиянием какого-то необъяснимого момента, преследуемый пульсирующим стуком в ушах, вдруг поднял голову и посмотрел парню с цепью прямо в глаза.
– Не дам.
Ему показалось, что он произнес это громко и отчетливо, со стороны наверное, это звучало лепетом ребенка, выронившего изо рта соску, но он не услышал своих слов. Почему-то он подумал, что вообще ничего не сказал, но по реакции двух остальных, удивленно привставших со скамейки, и первого – с цепью – растянувшего губы в тупой улыбке, он понял, что все-таки произнес эти слова. Произнес вслух и произнес громко.
– Оборзел, сука? – услышал он и практически сразу ощутил резкую боль в ноге, по которой пришелся удар цепью и, перестав от боли соображать, сжал рубль в кулаке так, что почувствовал, как его грани больно врезались в ладонь, и ударил со всей силы в пляшущее перед глазами размытое пятно – ненавистное лицо носителя цепи. Он даже не понял, попал он или не попал.
Это было уже неважно, потому что в следующее мгновение мир у него в голове раскололся от такой боли, которую он никогда раньше не ощущал. Даже тогда, когда он свалился во втором классе с забора и сломал руку, боль была менее сильной. Окружающий мир закрутился у него перед глазами, и когда мельтешение прекратилось, он обнаружил себя сидящим на корточках, рот был наполнен чем-то соленым и ему показалось, что он задыхается. Дышать было нечем, он закашлялся – и сплюнул кровью. Язык ощутил что-то острое во рту и он понял, что ему сломали зуб. Он сплюнул еще раз – и увидел мелькнувший в красноте белый кусочек. Мир вдруг сузился до размеров этого белого обломка, он забыл обо всем – о рубле, которого уже не ощущал в своей руке, об окружающих его подонках, – осталась только одна мысль о том, что надо забрать этот белый кусочек и сохранить. Он протянул вперед руку и почему-то удивился тому, что костяшки были разбиты и кровоточили, и попытался подобрать кусочек зуба. С первой попытки у него не получилось, в ушах по-прежнему стучала кровь, а второй попытки ему не дали. Подсознанием он подумал о том, что наверное его ударили ногой в живот, но сил поднять голову и посмотреть у него не было, он почему-то знал, что если он сейчас отведет глаза от белого пятнышка, то потеряет его из виду и никогда больше не увидит, не найдет, и боролся с искушением закрыть глаза и свалиться на землю.