Ученица. Предать, чтобы обрести себя - стр. 44
Я стала больше заниматься в свободное время между работой на свалке и помощью маме в составлении микстур и масел. Мама окончательно перестала нас учить, но компьютер у нас все же был и книги в подвале. Я нашла книгу по физике с яркими картинками и еще учебник математики, который помнила с прежних времен. Я даже отыскала поблекшую зеленую книжку по истории. Но стоило мне сесть за книги, как меня тут же клонило в сон. Страницы были блестящими и мягкими – после работы на свалке они казались мне еще мягче.
Когда отец увидел меня с книжкой, он постарался всячески меня отвлечь. Возможно, он вспомнил Тайлера. А может быть, ему казалось, что достаточно отвлечь меня на несколько лет, и опасность минует. Он начал загружать меня работой, нужной и ненужной. Как-то днем, когда он застал меня за учебником математики, мы с ним час таскали воду ведрами через поле и поливали фруктовые деревья – в этом не было бы ничего необычного, если бы не шел проливной дождь.
Но если отец и пытался удержать детей от интереса к школе и книгам – от соблазна иллюминатов, которому поддался Тайлер, то ему стоило обратить особое внимание на Ричарда. Ричард тоже должен был помогать маме составлять микстуры, но почти никогда этого не делал. Он просто исчезал. Не знаю, было ли известно маме, куда он уходит, но мне было. Днем Ричард почти всегда сидел в темном подвале, забившись в щель между диваном и стеной, и зачарованно читал энциклопедию. Когда в подвал спускался отец, он тут же выключал свет, чтобы не тратить электричество попусту. А потом я находила повод спуститься и снова включить лампочку. Если отец это обнаруживал, он начинал ругаться на весь дом. Маме приходилось выслушивать длинную лекцию о том, что нельзя оставлять свет в пустых комнатах. Она никогда не ругала меня, и мне казалось, что она знает, где Ричард. Если я не спускалась, чтобы включить свет, Ричард читал, водя носом по странице. Ему безумно хотелось читать. Он безумно хотел прочесть эту энциклопедию.
Тайлер уехал. Ничего в доме больше не напоминало о нем, кроме одного. Каждый вечер после ужина я закрывала дверь в свою комнату и вытаскивала из-под постели старый плеер Тайлера. Я перетащила в свою комнату его стол. Когда пел хор, я усаживалась в его кресло и училась, точно так же, как тысячами вечером учился он. Я училась не истории и не математике. Я училась религии.
Любопытство пробудилось. Семя упало на добрую почву. Время и скука – вот все, что было нужно, чтобы оно проросло.
Дважды я прочла Книгу Мормонов. Прочитала Новый Завет – сначала быстро, потом медленно, делая пометки, справляясь с другими главами. Я даже пыталась писать короткие сочинения о вере и жертвенности. Сочинений моих никто не читал. Я писала их для себя, мне казалось, что и Тайлер учился для себя и только для себя. Затем я перешла к Ветхому Завету. Потом стала читать отцовские книги, которые по большей части представляли собой собрание речей, писем и дневников ранних мормонских пророков. Они были написаны на языке XIX века – резком, не всегда понятном, но очень точном. Поначалу я ничего не поняла. Но со временем мои глаза и уши привыкли к этому языку, и мне стало приятно знакомиться с фрагментами истории моего народа: сказаниями о пионерах, моих предках, которые пробивались через американские пустыни. Сказания были живыми и интересными, а вот лекции – абстрактными трактатами на непонятные философские темы. Именно этим абстракциям я и уделяла основное внимание.