Учебник Российский политический процесс ХХ-ХХI вв. Власть, партии, оппозиция - стр. 12

Этому способствовало и то обстоятельство, что, как свидетельствуют многие авторы [1], ХХ в., насыщенный серьезными социально-политическими катаклизмами, совпал в истории левой идеи с конструктивной фазой ее развития, ибо в левой системе ценностей главным всегда было стремление к лучшей жизни, а не к такой организации общества, где свободное развитие каждого являлось условием свободного развития всех. Именно усилия левых партий и движений заставили в ХХ в. имущие и образованные классы, пусть даже из чувства самосохранения, считаться в какой-то степени с их интересами, и элитарная, преимущественно политическая демократия была расширена и в той или иной мере дополнена демократией социальной.

У российских левых в начале ХХ в. это проявилось в резко возросшей интенсивности теоретический деятельности, связанной с разработкой проектов социального прогресса для России, и активизацией в реализации революционных практик.

К сожалению, на всех этапах советской историографии партии эсеров было отказано в признании этого факта, как, впрочем, и в главном – в рассмотрении их версии социального переустройства России как конкурентно способной «пролетарскому социализму» большевиков. Характерно, что зарубежные исследователи (О. Г. Рэдки, М. Перри, М. Хильдермайер и др.) еще в 70-е годы ХХ в. были единодушны во мнении, что эсеры сумели создать теорию, оправдывающую устойчивость аграрного строя в отсталой капиталистической стране и тем самым завоевать симпатии трудящихся масс, более того, их проект представлен как альтернативный большевистскому [2]. На современном этапе отечественной историографии эту точку зрения развивает О. В. Коновалова и другие авторы [3]. Одновременно всесторонне прослежена связь эсеров и революционных народников.

Эсеровские организации оцениваются как прямые наследники классического народничества, которое возникло в 60-е годы XIX в. и достигло кульминации в 70-е годы. Массовое движение разночинской интеллигенции к «народу» в буквальном смысле слова принимало различные формы (устная пропаганда, переселение в деревню, индивидуальный террор) отличалось высокой степенью организованности. Строгая дисциплина, искусная конспирация были свойственны народническим организациям «Земля и воля» (1876 г.), «Народная воля», «Черный передел» (1878 г.). Достоинством советской историографии середины 50-х годов стало обстоятельное изучение фактической истории народнического движения. К историческим заслугам классического народничества стали относить: поиск почвенного, самобытного пути развития России; стремление сделать народ субъектом исторического творчества; создание прочных политических организаций и формирование особого типа личности, ориентированной на приоритет общественных ценностей. Идею особого исторического пути страны в наиболее развернутом виде сформулировал Александр Герцен. Осмысливая опыт европейских революций середины XIX в., крайне негативно квалифицируя его, он сформулировал концепцию иного варианты развития России: «Нам нечего заимствовать у мещанской Европы…». «Я чую умом и сердцем, что история толкается именно в наши ворота» [4]. Главным гарантом истинно национального, почвенного варианта он считал мощную общинную традицию. В общине могло произойти освобождение личности «без фаз европейского развития». Поэтому задачу духовной элиты он видел в том, «чтоб на основаниях науки сознательно развить элемент нашего общинного самоуправления до полной свободы лица, минуя те промежуточные формы, которыми по необходимости шло, плутая по неизвестным путям, развитие Запада. В естественной непосредственности нашего сельского быта, в шатких и неустоявшихся экономических и политических понятиях, в смутном праве собственности, в отсутствии мещанства и необычайной усвояемости чужого мы имеем шаг перед народами, вполне сложившимися и усталыми». Таким образом, народники продолжили начатой славянофилами поиск варианта развития, отвечавшего особенностям России, опиравшегося на национальную традицию.