Уцелевший - стр. 8

Нам все равно плохо, всем вместе.

Это – прямая противоположность преступлению без установленного потерпевшего.

Самое главное – это расклеить свои объявления в телефонах-автоматах. В грязных телефонных будках возле мостов над глубокими водами. Рядом с барами, где неприкаянные одинокие люди – люди, которым некуда пойти, – сидят до самого закрытия, пока их не вышвырнут.

И дня не пройдет, как начнутся звонки.

Надо только обзавестись телефоном с громкой связью – из тех, которые создают у собеседника впечатление, что ты говоришь откуда-то издалека. Люди будут звонить тебе со своими проблемами. Они позвонят и услышат, как ты спускаешь воду в унитазе. Они услышат рев миксера и поймут, что тебе на них наплевать.

Я быстро понял, что без гарнитуры тут не обойтись. Беспроводной головной телефон. Плеер страданий и горестей человеческих. Жить или умереть. Секс или смерть. Теперь, когда люди звонят тебе, чтобы признаться в своем самом чудовищном преступлении, ты решаешь, кому из них жить, а кому умереть, и при этом руки остаются свободны. Ты определяешь меру наказания. Выносишь свой приговор. Даешь отчаявшимся парням телефоны таких же отчаявшихся девчонок.

Как и в молитвах, здесь тоже – сплошные жалобы и просьбы. Даже не просьбы, а требования. Помоги мне. Услышь меня. Наставь меня на путь истинный. Прости меня.

Вот пожалуйста. Снова звонит телефон. Я уже отчаялся обвалять отбивную в сухарях как должно, а в трубке рыдает очередная девица. Я говорю ей: ты мне доверяешь? Я говорю: ты расскажешь мне все как есть?

Я тут один, со своей рыбкой. Мы оба плаваем в одном пространстве.

Отбивная у меня в руке смотрится так, как будто ее извлекли из кошачьего туалета.

Чтобы успокоить рыдающую девицу, чтобы заставить ее меня выслушать, я ей рассказываю про свою рыбку. Это золотая рыбка, и она у меня не первая. Она шестьсот сорок первая. Они очень недолго живут, золотые рыбки. Первую рыбку мне купили родители, чтобы я научился любить и заботиться о живых тварях Божьих. И вот все, что я знаю шестьсот сорок рыбок спустя: все, что ты любишь, умрет. И когда ты встречаешь кого-то особенного, можешь не сомневаться: однажды его не станет. Он умрет и обратится в прах.

Назавтра мне предстояло покинуть дом, и вечером накануне отъезда мой старший брат рассказал мне о внешнем мире. Все, что он знал.

Во внешнем мире, рассказывал он, женщины могут менять цвет волос. Глаз и губ.

Мы сидели на заднем крыльце, где не было света, кроме света из окна кухни. Мой брат, Адам, стриг мне волосы точно так же, как он обычно срезал колосья: собирал в руку пучок волос и резал их бритвой примерно на середине. Он держал меня за подбородок, заставляя смотреть прямо на него; его карие глаза так и бегали вправо-влево между двумя моими бакенбардами.