Убью кого хочу - стр. 15
«Что-то новенькое» называлось «Белый Бим – Черное Ухо». Ни до, ни после того мне не приходилось видеть, чтобы весь зрительный зал кинотеатра «Рекорд» рыдал с такой рекордной слезоточивой мощью. Слезы ручьями текли по полу, переполняли фойе и выплескивались на Садовую, в промозглую декабрьскую ночь. Декабрьские ночи вообще не бог весть что – хоть в Крыму, хоть в Паланге, но в Ленинграде они особенно депрессивны. Декабрьский ленинградский холод отвратителен, как трясучая ледяная трясина, как плевок Бабы-яги. Вода в каналах черна, а воздух напоминает мокрый подгнивший зельц и так же несъедобен. Ленинградский декабрь похож на старого тролля-людоеда, который молча ковыляет по улицам, подыскивая, кому бы вцепиться в горло своими крючковатыми когтистыми лапами. С ним нельзя справиться, от него можно только убежать – домой, в тепло, в объятия уютного шерстяного пледа, к маме под мышку.
Туда-то, домой, на Крюков канал, мы с мамой и спешили после сеанса, все в слезах и в соплях. Декабрь хватал нас за рукава, пытался забраться под воротник, а мы отпихивали его локтями и еще глубже утыкали носы в мохеровую броню шарфов. Но спокойно вздохнуть в декабре можно, лишь хлопнув дверью парадного. Мы так и поступили – хлопнули дверью, вынули носы из мохера, утерли последние слезы и стали подниматься к своей квартире с недвусмысленным намерением поскорее заварить крепкий чай с медом и лимоном, забраться с ногами на диван и тихо радоваться тому, что мы есть друг у дружки. Радоваться, что мы не Бим – Черное Ухо.
Мы поднялись на третий этаж и остолбенели. На коврике у нашей двери сидела большая гладкошерстная дворняга и смотрела на нас строгим оценивающим взором.
– Что будем делать, Сашуня? – тихо спросила мама.
– А что мы можем сделать? – так же тихо ответила я.
Собака одобрительно моргнула и кивнула в сторону двери. Мы покорно открыли. А что еще мы могли сделать в таком декабре и после такого кино? Хотя Белым Бимом – Черное ухо она не была, что называется, ни разу. Начать с того, что Бим был белым, а наша гостья имела окрас, который мама щедро определила как «неопределенный», хотя правильней было бы назвать его грязно-серым. Кроме этого, Бим был породистым кобелем с аристократической родословной, а подобравшая нас собака – беспородной беспаспортной сучкой – и по полу и, как выяснилось позже, по характеру.
Но в том декабре и после того кино эти различия казались сущими мелочами. Сама судьба навязала нам эту собаку, как и ее имя. Понятия не имею, как она ухитрилась пролезть в закрытый подъезд и почему выбрала именно наш этаж и нашу дверь. Хотя, на ее месте, я бы тоже не сомневалась в выборе. Во-первых, мы с мамой проживаем вдвоем в отдельной трехкомнатной квартире, что представляет собой чисто дореволюционную редкость. Как говорит мама, так получилось. Думаю, мы одни такие на весь район, а может, даже и на весь город. Так что Бима просто выбрала наилучшие жилищные условия. Поначалу я еще пробовала допытаться у нее, где именно она об этом пронюхала, но хитрая сучка так и не выдала свою страшную тайну. Не подавала же она запрос в ЖЭК или в Ленгорсправку?!