Убойное лето - стр. 11
Прокофьев перегородил выезд, и раздраженный Сарычев вышел из своего внедорожника.
– Ну что вам еще? – скривился он, глядя на Прокофьева.
Брутальной он внешности мужик, довольно-таки высокий, плотный, массивные надбровья, тяжелый взгляд маленьких глаз, крепкий, с горбинкой нос, чугунный подбородок. Черты лица грубые, но внешность неотталкивающая. Солнцезащитные очки очень ему шли. Белая сорочка, заправленная в зауженные брюки, лакированные туфли блестят на солнце. Лицо свежее, загорелое, ни ссадин, ни порезов.
– Как поживаем, Аркадий Васильевич?
– Да вашими молитвами хреново. Отмечаться вот еду.
Сарычев заставил себя подобреть, даже снял очки, чтобы Прокофьев мог видеть его глаза. Условно-досрочное освобождение у него, нельзя ему дерзить представителям закона, а то можно и обратно по этапу отправиться.
– А вчера не отметились? – спросил Прокофьев.
– О чем это ты, начальник?
– На базе отдыха «Вереск».
– Вчера?
– А когда?
– Ну бывал я там. В прошлой жизни…
– С кем бывал?
– С женой.
– С чьей женой?
– Не понял!
– Вы же не станете отрицать, что знакомы с женой Вельяминова.
– С Людмилой?
Жена Сарычева незаметно подошла к машине.
– Что-то случилось? – спросила она, и с тревогой, и с надеждой глядя на Прокофьева.
И не хотела она терять Сарычева, но в то же время совсем не прочь была избавиться от него и вернуться к спокойной комфортной жизни с Вельяминовым. Красивая она женщина, с изюминкой, не зря Вельяминов потерял от нее голову.
– Да вот господа полицейские в нашу постель с ногами залезли, – ухмыльнулся Сарычев.
– Что ты такое говоришь? – Лариса с укором глянула на него.
– А то и говорю, что постель у нас большая: ты, я, Вильям… Его жена.
Ярыгин фыркнул, с презрением глядя на Сарычева, не мужик он, если грязное белье на глазах у жены выкладывает.
– С ума сошел? – Лариса чуть ли не умоляюще посмотрел на Прокофьева, призывая его не верить сумасшедшему мужу.
Но Егор и так не верил. В сумасшествие Сарычева. Возможно, гнилая суть нарочно выставлялась напоказ. За одно только скотское отношение к жене ведь не сажают. А ни в чем другом Сарычев не виноват. У него же все на виду, что было, то и говорит. А если не сказал, то ничего и не было. Именно так и следовало его понимать.
– Мы с Людкой, правда, по отдельности, – с ухмылкой сказал тот.
– Что по отдельности?
– Трахнул я ее по отдельности!
– Что?! – изменилась в лице Сарычева.
– Ну тебе же можно, почему мне нельзя?
– Лариса Ивановна, вы бы шли в дом, зачем вам слушать эти гадости… – сказал Прокофьев.
– Гадости, – глядя на мужа, согласилась женщина.
– Соберите на всякий случай вещи в дорогу, – усмехнулся Ярыгин.