Ублюдки - стр. 2
Непростая работка, одним словом, но Родька справлялся. Конечно, ымидж, то бишь видок, помогал немало. На вид ему было лет восемь, хотя на самом деле уже давно двенадцать стукнуло, к тринадцати подбирался. Волосёнки светленькие, длинные. И тёмные глазки из-под них блестят живо и приветливо.
Родька перед работой волосы обязательно в грязной воде мочил, которая после мытья посуды оставалась. Они тогда слипались, висели редкими жирными сосульками, он периодически встряхивал головой, вроде как с глаз отбросить, чтобы не мешали, а на самом деле, чтобы лохи внимание обратили, какая у него волосня грязная и нечёсаная, причесать-помыть некому.
Ну и ещё, конечно, помогала память. Она у Родьки отменная, цепкая, если кто разок подходил, деньгу бросал, он его уже запоминал надолго. Потом, завидев опять, сразу выкликивал из толпы:
«Ой, здрасьте!» Лох, конечно, тут же останавливался, кивал ему, смущённо оглядывался вокруг. Видно было, что колеблется – подойти или нет.
Но Родька его уже не отпускал. Обаятельно улыбался во весь свой щербатый рот. «Как, – кричал, – живёте-можете?» Ну, тут уж лох подходил и, ясное дело, раскошеливался, куда ему теперь деваться.
А особенно получалось удачно, если лох был с бабой. Во-первых, он и сам перед бабой выебнуться старался, а во-вторых, баба в связи с женской жалостностью тоже его подначивала, чтобы, значит, не скупился, дал побольше. Бывало, что и сотенную бросали, а то и две.
Житуха, короче, была ништяковая, Родьке нравилась.
Эту бабу он узнал сразу, как только первый раз её увидел. А как же её не узнать, когда буквально напротив, тут же в переходе, висел плакат, в смысле афиша с её здоровенной цветной фоткой.
Афиш здесь вообще полно развешено, театров-то вокруг навалом. Родька, когда бывали перерывы в людском движении, от нечего делать их изучал. Эту афишу он особо полюбил – во-первых, потому что название у театра было чудноватое – Театр Луны, а во-вторых, баба тоже была ништяковая – волосы до плеч, шея тонкая, губы сочные такие. И улыбалась она своими сочными губами охуительно.
Театр Луны этот, по всему, где-то недалеко находился, потому как баба частенько мимо шастала. В выходные он её, бывало, даже замечал по два раза в день. Сначала утром вдруг из метро бежит, потом часа через три обратно. А затем уже вечером, где-то в начале седьмого, ну и часов в десять – пол-одиннадцатого опять назад, в метро. И при этом обязательно бегом-бегом, видно, что вечно опаздывает – то туда, то сюда.
Хотя куда она поздно вечером торопилась, один хрен знает. Но тем не менее завсегда спешила, каблучками своими цокала, он это цоканье задолго узнавал. Она ещё только в переход начинала спускаться, а он уже знал, кто идёт.