Убийство в Ворсхотене - стр. 23
Уже перед самым выездом из офиса Владимир позвонил с айпада по скайпу в Донецк маме. До войны он названивал матери раз в месяц-два. Но после того как украинские войска начали регулярно и жестко обстреливать его родной город, старался делать это если не каждый день, то хотя бы раз в пару дней. Старушке скоро исполнялось 80, она в детстве пережила одну страшную войну и никогда не помышляла, что на старости лет окажется в центре еще одной. Конечно, это очень тяжело давалось и ей, и ее сыну. Лазарев пытался уговорить маму уехать, пожить какое-то время у российских родственников, но она категорически отказывалась. В принципе, он ее понимал – в таком возрасте тяжелые переезды с пожитками и житье фактически на положении беженца может убить быстрее, чем шальной снаряд какого-нибудь «правого сектора».
Разговор с мамой был коротким и довольно дежурным. Как обычно, рассказала о том, что выстрелы были сильными – в последние недели Донецк регулярно обстреливался из района аэропорта. Как обычно, поспрашивала про Таню и Диму, которых она видела только по скайпу, но уже полюбила всей душой. Как обычно, повздыхала по поводу того, когда же ее сын уже женится. Владимир, в свою очередь, в который раз предложил организовать переезд и в который раз поинтересовался, достаточно ли у мамы денег, еды и лекарств. На этом разговор закончился. Отключив скайп, Лазарев некоторое время посидел молча. Мысли о маме последнее время не давали ему покоя. Она жила в самом центре Донецка, куда обычно снаряды не долетали. Но каждое новое известие об очередном артобстреле или авианалете порождало массу мыслей, которые Лазарев безуспешно пытался от себя отгонять. Больше всего на свете ему хотелось приехать в Донецк, обнять маму, успокоить ее. Но если раньше он мог позволить себе такое путешествие, то, пока идет война, путь туда ему заказан – такой поездкой в «непризнанную республику» он мог поставить под угрозу свою собственную миссию.
Однако пора было уже ехать к префекту. Попрощавшись со своими московскими подчиненными, Лазарев сел все в тот же «Ауди», снова подивившись такой тяге московских бизнесменов к вовсе не обязательной показухе, или «статусности», как любили говаривать его российские коллеги. Что и говорить, голландские бизнесмены были в этом смысле поскромнее…
В машине уже играл «Шансон». Но почему-то на этот раз у Лазарева не было ни сил, ни желания вступать в спор по поводу репертуара – в конце концов, лучше послушать несколько блатных песен, чем потом всю дорогу снова терпеть обиженное сопение водителя. Владимир даже попробовал вникнуть в смысл какой-то блатной песни, пытаясь найти что-то общее с шансонье вроде Эдит Пиаф или Шарлем Азнавуром и понять, почему же в России завывания в стиле «за это срок нам набавляли» назвали французским словом «шансон».