Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть (сборник) - стр. 33
– Видишь ли, многие мечтали пересчитать ему кости, прошу прощения за невольную двусмысленность.
– Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Как бы тебе сказать…
– Герберт!
В голосе Софи прозвучала такая мука, что у Найджела на секунду перехватило дыхание, будто в него швырнули чем-то тяжелым. Даже Герберт потерял самообладание и с сомнением посмотрел на жену.
– Все это замечательно, дорогая, – протянул он, – но…
– Послушайте меня оба, – сказал Найджел, беря себя в руки. – Я не хотел совать нос в ваши тайны, но с тех пор, как я здесь, нельзя было не заметить, что Софи чего-то недоговаривает и в этом как-то замешан Юстас Баннет.
– Я думала… Не понимаю, с чего вы взяли, – перебила она.
– При каждом упоминании Баннета вы изо всех сил стараетесь вести себя естественно. Это всегда заметно. Можно с успехом изобразить кого угодно, кроме себя самого в естественном состоянии.
– Разговор принимает метафизический оборот, – сказал доктор Кэммисон. – Нет, Софи, нужно ему рассказать. Как знать, не понадобится ли нам вскоре его помощь.
– Помощь? – Софи, внезапно догадавшись о чем-то, схватилась за подлокотники – только так она могла унять дрожь в руках. Герберт наклонился над спинкой кресла, взял супругу за плечи и с профессиональным педантизмом начал рассказ:
– Как ни крути, с Баннетом меня многое связывает. Вскоре после того, как мы поселились здесь, он обратился ко мне за медицинским советом. Это было щекотливое дело, поскольку он тогда пользовался услугами доктора Эннерли, а профессиональная этика не позволяет лечить пациента без разрешения его врача. Я, разумеется, сообщил об этом Баннету. Он сказал, что Эннерли… его не устраивает и что я поступлю глупо, если не приму предложение. Его деньги, мол, не хуже ничьих других, и далее в том же духе. Я ответил – довольно жестко, пожалуй, – что у нас не принято двурушничать. Баннет явно не привык к такому обращению и сильно разошелся – помянул всех врачей с их суевериями и прочее. Я решил, что вопрос исчерпан, но вскоре Баннет рассорился с Эннерли и отказался иметь с ним дело, а потом опять явился ко мне. Эннерли повел себя как порядочный человек. Так я и стал лечащим врачом Баннета. Он был тяжелым ипохондриком: вбил себе в голову, что страдает то ли язвой желудка, то ли перитонитом, то ли еще чем. Диагноз, конечно, не подтвердился. Я назначил ему диету – не сомневаюсь, Эннерли назначил бы точно такую же, – и Баннет очень скоро пошел на поправку. К сожалению, вскоре после этого он стал набиваться к нам в друзья: приглашал ужинать, присылал ящиками вино. Я этого типа не выносил, а к тому времени до меня дошли слухи с пивоварни, которые нравились мне еще меньше. Я не представлял, чего он от меня хочет, пока это не стало очевидно. Он, э-э…