Убийство девушку не красит - стр. 47
Катя притормозила и тяжело опустилась рядом: виски в бутылке было достаточно для полной анестезии, и чувство ответственности снова взяло верх. Проще простого было бы бросить его сейчас, но она знала, что будет дергаться и нервничать до самого отлета, а потом, не обнаружив его в самолете, начнет есть себя поедом за гордыню и бессердечность. В конце концов, алкоголизм – это болезнь, а его взгляды – всего лишь взгляды, его личное дело. Не детей же ей с ним крестить…
– Катя! Катя, не бросай меня. Не смей даже думать об этом, – раздался рядом его голос. Как ни странно, он не просил, не умолял – он требовал.
Ну почему с ней так всегда! Почему какие-то алкоголики позволяют себе требовать!.. Ну ладно бы еще только они требовали, но почему она, умница и красавица, которую все слушают и уважают, идет на поводу? Почему, когда доходит до личного, она превращается в какую-то гусыню? По всему выходит, что этот бесполезный, нелепый и чужой пьяница прав, когда начинает говорить о ее личной жизни. Нет, такого просто не может быть!
Поярков, пока она размышляла, уже ничего себе и не требовал, только тихо тянул:
– Катя, я дурак, я знаю. Ты меня не слушай. Не слушай меня… Я понимаю, что со мной тяжело… Ты не бери в голову. Ты лучшая…
Договорить он не успел. Прямо-таки на самом интересном месте объявили долгожданную посадку на рейс. Катя смилостивилась:
– Слушай меня внимательно: шаг вправо, шаг влево – расстрел на месте! Полетишь один и сам знаешь куда… Стоишь и молчишь, рта не раскрываешь и ни на кого не дышишь. Прорвемся. Бутылку отдай.
Она достала из пакета его измятые документы, расправила их ладонью на коленке и снова убрала себе в сумку. Туда же засунула и бутылку виски.
Поярков встал и с готовностью схватился за сумку. Мужественно закинул ее на плечо, собрал в одну руку все их пакеты и стоял, пошатываясь, – ждал дальнейших указаний. Молчал.
20
Прорвались.
Катины волнения оказались напрасными, в самолет они проникли без проблем.
Чем ближе было к дому, тем реальнее становилось их неминуемое расставание. «Романтическое» путешествие подходило к концу. Сутки перелета брали свое. Говорить отчего-то не хотелось. Так и молчали до самой посадки.
На земле, обмениваясь лишь дежурными фразами, выполнили все положенные процедуры. Говорила Катя, а Поярков молчал у нее за спиной тургеневским Герасимом. Хотя теперь никто не требовал от него ни молчания, ни послушания.
Они получили объемный багаж, который он с верхом нагрузил на самую большую тележку, и покатились к выходу.
Настроение у Кати упало окончательно. Было понятно, что сейчас каждый из них шагнет в привычную жизнь, где нет места другому. Ну, если честно, то Катя в своей жизни нашла бы для него немного места. И много нашла бы… Ей очень хотелось, чтобы Поярков предложил встретиться, пообещал бы позвонить на днях. Катя почему-то была уверена, что он не всегда так безобразно напивается и что вообще мужик он стоящий. Поярков-Доярков, постаревший суррогат Его, эрзац промелькнувшей юности.