Убийца злых чудес - стр. 51
– А ты что же, правда думаешь, будто все на свете только и мечтают стать твоими подданными? – вспылил Йожеф, и едва не сделал то, на чем прокалываются злодеи в авантюрных романах, вызывая досаду читателей. Чуть не начал раскрывать перед жертвой все карты. – Я равалиец. Знаешь, есть такая земля, далеко отсюда. Страна, которую вы поработили. И ради освобождения я... Да кому я пытаюсь объяснить, для тебя это всего лишь место на карте, источник ресурсов. Колония.
В последнее слово он вложил все свое презрение и замолчал, благоразумно не вдаваясь в подробности. Узнает, что он сам по себе – рванет на волю так, что стены не удержат. Не усыплять же ее каждый раз, у него никаких запасов не хватит.
– Рабство еще в прошлом веке отменили. Благодаря завоеваниям Империи, между прочим. Разве в Равалийской провинции живут хуже, чем в Морадии? Империя несет просвещение, демократию и прогресс даже в самые дремучие уголки, чтобы все жили не хуже. Возможно, поначалу аборигенам кажется все это злом, от дикости, но со временем и они поймут, что все лишь во благо.
– Так темные люди-то у нас, ваше высочество, несознательные. Не понимают, что огнем с неба демократия на них летит, а сожженные поля, кровью залитые – это просвещение. А разврат и мерзости, который с собой новые хозяева принесли и их детишек учат – прогресс.
– Просвещение, – пробормотала принцесса. Йожеф запнулся и удивленно на нее посмотрел. – Надо наоборот: если учат, значит это просвещение, а то, другое – прогресс.
– Тьфу! И чего я с тобой вообще разговариваю, как с правдашней? Ты ж дите избалованное, и разум у тебя незрелый.
Она вскочила, но получилось неосторожно – наступила на лед, поскользнулась, взмахнула руками и вцепилась в Йожефа, чтобы не упасть. Тут же оттолкнула, скривившись в сердитой гримасе.
– Я в дом. Ты за мной не ходи, надоел. Прилипчивый как репей!
Опять она разозлилась. Села в своем углу, губы надула и не разговаривала до самого вечера. Но все-таки смирила гордость. Румянясь от смущения и отводя взгляд, попросила хотя бы маленький кусочек мыла и кадку воды, можно холодной.
– Мне вымыться бы, сама себе противна, – призналась нехотя. – И нижняя одежда... сколько времени ношу, не снимая, днем и ночью. Здесь ведь есть кто-нибудь, кто сумеет постирать?
Йожеф сказал было, что со стиркой своих панталон и сама управится, но посмотрел на ее ручки, белоснежные, гладкие, с аккуратно подпиленными ноготками, и устыдился. Ну какая из нее прачка, она поди и не видела ни разу, как это делается.
Пришлось расстаться еще с парой монет, уплаченных хозяйке за постирушки. И воды натаскать, нагреть в ведре, и за дверью покараулить, пока она намывается – засова-то нет. И после, когда забралась под одеяло и позволила войти, вынести лохань с обмылками. Вернулся – а она спит уже. Будить не стал, принес только хлеба с молоком, если вдруг есть захочет, и оставил в покое.