Убийца. Пьесы - стр. 21
ОН. Может, мне детектив написать?
ОНА. Начинается.
ОН. У Акунина ведь получилось. Вдруг и у меня получится.
ОНА. Вдруг не получится? Позора не оберешься.
ОН. Я под псевдонимом.
ОНА. Под псевдонимом – пиши что хочешь.
ОН. Разрешаешь?
ОНА. Разрешаю. Делай что хочешь.
ОН. В таком тоне, конечно…
ОНА. Дался тебе мой тон.
ОН. Ты как будто бы мне разрешаешь, но если я так сделаю, ты меня с дерьмом съешь.
ОНА. Очень мне нужно твое дерьмо.
ОН. Или если например, мне стать сценаристом.
ОНА. Становись кем хочешь. Хоть космонавтом.
ОН. Космонавтом не успею. Мне сорок лет.
ОНА. Тебе тридцать восемь.
ОН. Это неважно. Фолкнер, кстати, работал сценаристом в Голливуде. Написал, между прочим, сценарий по роману Хемингуея «Иметь и не иметь». А потом сбежал обратно в свой Джефферсон. Понимаешь, он уже был мировой знаменитостью, но не мог своей литературной работой прокормить семью.
ОНА. Кого-то мне это напоминает.
ОН. Я тут говорил с одним драматургом. Он раньше писал пьесы для «Театра. doc», а сейчас фигачит сериалы для НТВ. Знаешь, сколько ему за серию платят?
ОНА. Завидовать вредно для печени.
ОН. Столько, сколько мне за десять романов. Представляешь, сколько это в колонках? Я у него спрашиваю: Женя, а за сколько ты, например, одну серию пишешь? Он говорит – ну, дня четыре. Если с правками, то недели две. Как думаешь, я мог бы писать сценарии?
ОНА. Понятия не имею.
ОН. Мне кажется, я что-то делаю принципиально неправильное.
ОНА. Да, вместо того, чтобы писать свою дебильную колонку, ты выносишь мне мозг.
ОН. Вот я на Росконе Митю встретил. Митю помнишь?
ОНА. Это который на радио работает?
ОН. Он уже там не работает.
ОНА. Есть же у кого-то нормальные тиражи. В отличие от.
ОН. Черта с два. Он мне сказал, сколько он получает с тиража. Это не сказать, чтобы очень большие деньги. Не как у Женьки за серию. У него основные поступления с компьютерных игр. По его книге какая-то украинская контора сделала игру, и теперь он живет только на эти отчисления. Уволился с радио, кропает себе потихоньку свою фантастику…
ОНА. Может тебе фантастику начать писать?
ОН. Ты что? Там у них все давно поделено. Такой рынок сложный. Как пауки в банке. Сожрут на раз. Уж лучше сценарии писать.
ОНА. Пиши.
ОН. Есть она проблема. Я кино не люблю. Ты понимаешь, у меня есть теория…
ОНА. Кто бы сомневался.
ОН. Дело в том, что в определенные периоды истории тот или иной вид искусства становился актуальнее всех остальных. Например, во времена Гомера это была эпическая поэзия. Почему, спросишь ты?
ОНА. Я ничего не спрашивала.
ОН. Я тебе отвечу. Потому, что в то время не было письменности, и литературный текст нужно было знать наизусть. А поэму выучить наизусть проще, чем прозу. И так рождается Илиада, Беофульф, не знаю, исландские саги какие-нибудь. Потом появляется письменность и литература сразу становится элитарным занятием. Не каждый король может позволить себе иметь целую книгу из пергамента. Потом, благодаря религии, к искусству подтягивается чернь. И появляется искусство для неграмотных. Это фрески на стенах церквей и театр. Тут тебе и Микельанджело, тут тебе и Шекспир. А в 19-м веке роман сделал такой скачок именно потому, что народ стал поголовно грамотный, а книги – доступны.