Убить нельзя научить. Спартакиада для варваров - стр. 26
Вязкая чернота залила весь мир, запахи и звуки исчезли, и я окончательно отключилась.
…А очнулась даже не от вопля, скорее от завываний Сласи — всем волкам перекрестья на зависть.
— Ну Эйдиге-ер! Дорогой! Несравненный! Великолепный Эйдигерушка! Ну пожа-алуйста! Приведи ее в чувство! Иначе Оля сделает мне как его там… Санаторий… мараторий… ой… каракум…
— Харахирий? — неожиданно вкрадчиво подсказал низкий, бархатистый голос Эйдигера.
— Мгу! — простонала Слася.
— Не переживай! — утешил мрагулку Ламар. — Харахирий воины делали себе сами. Ну, у них там было принято дарить военачальникам все самое ценное. Некоторые наивно полагали, что это их внутренности… А то, что у военачальника своих кишок несколько метров, бедолаги и не догадывались. Сказывалось отсутствие образования. А из тебя наша Малитани сделает шашлык…
— Ну пожа-алуйста! Помоги-ите! — снова запричитала Слася.
— Поможем-поможем! Не психуй! — отозвался Ламар. — Ща! Вкачаем ей немного электротока…
Слася икнула и взвизгнула.
— Энергии жизни вкачаем! Спокойно! — утешил ее Эйдигер. — Брат просто теперь все так называет.
— Ага-а! — довольным голосом отозвался младший Мастгури. — Ибо мой личный богатейший врачебный опыт показывает — нет ничего более живительного, чем удар электротока в глубокой тиши, ночью, из-за угла. Мертвый встанет!
Я мысленно простилась с жизнью. Даром что происходило все вовсе не в «глубокой тиши» — Мастгури и Слася голосили так, что уши периодически закладывало. Даром что дело было даже не ночью — сквозь свинцовые веки пробивался яркий свет. И я вроде как еще не умерла. Хотя после мортвейна это скорее удивляло, чем радовало.
В горле словно скреблись десятки мартовских кошек, голова гудела как чугунный котел, по которому кто-то беспрестанно колотил палицей. Белочки продолжали упорно скакать в поле зрения, хотя я и глаз-то не открывала.
Правда, теперь вместо канкана они начали извиваться в бути-дансе, и мохнатые ягодицы замелькали перед моими глазами. Да-а-а. К некоторым жизнь поворачивается этим местом, а к некоторым — смертельное похмелье.
Но вдруг все исчезло — сразу и навсегда. Тело стало легким, исчезла ломота в мышцах, откуда ни возьмись, появились бодрость и силы. Белочки исчезли, напоследок махнув хвостами.
Я наскребла остатки мужества, разлепила тяжелые веки и обнаружила себя в вагоне поезда.
— Привет! — бодро поздоровался Эйдигер, просияв такой улыбкой, что мне снова захотелось в обморок.
Но вот что любопытно — с нашей последней встречи старший Мастгури очень похорошел и как будто даже помолодел лет на десять.