Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде - стр. 2

Наконец совместными усилиями автора и издателя был определён новый жанр: Опыт исторической реконструкции.

Одержимые женщины были всегда, – и в Древности, и в Средневековье, и в Новые столетия. Есть они и в наши дни. Сначала автору казалось, что всё зависит от среды, от того общества, которое формирует и определяет характер этих женщин. Здоровое общество делает из них славных героинь, больное общество – преступниц. С течением времени стало ясно, что это не так. Не всё так просто. И потом: что такое «больное общество»? Революционная Франция была больной? А чем Франция времён Жанны д'Арк была здоровее? Тем не менее тёмное Средневековье явило славную фигуру Жанны д'Арк, а просвещённый и утончённый XVIII век выпестовал её карикатурное подобие, а может, и зеркальную противоположность. Стоить добавить, что Жанна была неграмотной крестьянкой, а Корде – образованной дворянкой и правнучкой великого драматурга Корнеля.

Женщинами, с увлечением играющими в мужские игры, в политику, готовыми пожертвовать своей жизнью в этой игре, готовыми на всё вплоть до убийства, не обделена никакая страна, никакое самое цивилизованное и передовое общество. Их огромная энергия, не найдя иного выхода, изливается в такие сферы, где этой энергии подчас совершенно не место. Мужчина – дело другое. Во всяком случае, когда мужчина борется за идею, за лидерство, за власть, увлечён борьбой и хватается за оружие, – это выглядит как-то естественнее, нежели когда всё это делает женщина. Не случайно после убийства Марата в Париже ходили слухи, что убийцей был мужчина, одетый в женскую одежду. Людям трудно было представить, чтобы кинжал в грудь вождя Революции вонзила женщина, точнее – девушка.

Разумеется, деяние гражданки Корде неотделимо от истории Великой Французской революции. Никой деятель не существует сам по себе, в отрыве от своей эпохи и окружающей среды. И всё же было бы неверно воспринимать кровавый подвиг молодой нормандки исключительно в связи с политической ситуацией во Франции в 1793 году. Дело гораздо глубже. Дело в конкретной личности. Революция тут в сущности всего лишь внешний фон, или, точнее, внешнее условие, которое эта личность вынуждена соблюдать. Бесспорно, Революция окрасила драму в свои тона, придала происходящему свою специфику, но не более того. Она была внешним условием, но не причиной. Суть в другом. То, что совершила Корде, она могла совершить и без Революции.

Представим себе, что нормандская героиня родилась не в конце бурного XVIII века, а в другие относительно «тихие» времена. Совершила бы она нечто подобное? Знали бы мы о ней? Вполне вероятно, что и нет. Буря в душе была бы подавлена «тихостью» эпохи, и огромная сила, не найдя себе выхода, свернулась бы внутри себя и зачахла. Разве так не бывает? Революция помогла Корде проявить себя, полностью раскрыться. Политическая борьба была тем плодоносным полем, на котором подобные натуры предстают перед нами во всём своём блеске. Но и в «тихие» времена нет-нет, да совершается нечто подобное. Даже в самую мирную эпоху рождаются свои Шарлотты Корде. Цели и способы у них, правда, иные, но натура всё та же. Натура… Вот что главное, вот что определяет всё! Эта натура не терпит никаких границ. Она преступает через все границы, через все нормы и уложения, и поэтому она преступна по определению. Чем тише эпоха, тем тише и банальнее преступление; чем громче эпоха, тем оно громче, невероятнее, поразительнее, тем более тяжелы и болезненны его последствия. Вот и вся разница.