У всякой драмы свой финал - стр. 15

Хозяин окинул его с ног до головы недружелюбным взглядом, посмотрел, как на некое подобие человека.

Закряхтев, пересиливая себя, нагловато, но не очень уверенно, Блямба шагнул большим шагом глубже в прихожую:

– За такую работу прошу приплатить.

Разъяренно глянув, как Блямба топчет пол грязными подошвами туфлей, Андрей Петрович произнес:

– Да ты наглец, Блямба! Ты знаешь, с кем говоришь?

Тоже посмотрев на свои ноги, тот хмыкнул, видя, что его туфли покрыты слоем уличной пыли:

– Так ведь в передрягу я попал, Андрей Петрович, а за это надо прибавить, Андрей Петрович!

Неторопливо выглянув на площадку, никого не увидев, хозяин квартиры закрыл дверь, поинтересовался:

– В какую еще передрягу вляпался?

– Едва унес ноги, – кивнул на свою пыльную обувь и на испачканную рубаху Блямба. – Грязь эта боевая. Накрыли меня охранники Корозова.

– А кто это такой? – холодно спросил хозяин, снова окидывая Блямбу с ног до головы.

У того по лицу блуждало заискивающее и одновременно нагловатое выражение:

– Ну, как же? Вы что, Андрей Петрович, в магазинах не бываете? Не поверю в это.

Хозяин квартиры скривил лицо, на лбу четко нарисовались глубокие надбровные дуги:

– Ах, этот Корозов? Не знаком с ним, не знаком, – сделал долгую паузу, после которой удивленно спросил. – А он-то здесь причем?

Блямба усмехнулся, его совсем не интересовало, причем или не причем в этой истории был Корозов:

– Это ваши заморочки, Андрей Петрович, – ответил он, – разбирайтесь сами, а мне бы приплатили за мои болячки. Чуть сегодня зубов не лишился.

Немного сбив свое недовольство, Андрей Петрович убрал с лица выражение негодования и потребовал от Блямбы полного подробного отчета.

– А как насчет бабок? – снова спросил Блямба и почесал затылок.

– Ладно, черт с тобой, проходи! – резко показал в сторону кухни хозяин.

Роман Рисемский находился дома, когда к нему приехал отец. Продолжительный звонок в дверь заставил парня подняться с мягкого дивана и открыть. Отец вошел в квартиру хозяйским шагом и сразу с порога обрушился на него с вопросами:

– Почему от тебя нет ни слуху, ни духу? Не звонишь, на звонки не отвечаешь, как будто ушел в глубокое подполье. Или опять где-нибудь что-то натворил?

Он стоял перед отцом, как провинившийся школьник, не выучивший урок, который давно уже должен был знать назубок. Худощавый и стройный. Сквозь приятность его лица проглядывала нервическая вспыльчивость и безоглядность в поступках.

Его отец, напротив, был несколько обрюзгший, но с властным лицом и такими же повадками. Впрочем, чуть обвислая кожа щек и подбородка не портили его. Это было неким дополнением к его седеющим вискам. Создавало определенный шарм общей картине внешности. Вперед выдавался небольшой живот, но для его роста это было нормально, даже делало фигуру более внушительной. Он продолжал спрашивать: