У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы - стр. 9
В концепции не фиксируется право на самоопределение в виде отделения, но такое право отсутствует в Федеральной конституции и в конституциях республик (кроме Тувы и Татарстана, в конституциях которых этот вопрос обойден с помощью формулирования ассоциированного статуса). В настоящее время нет государств, где бы законодательство и доктрины предусматривали явочную сецессию (волевое одностороннее отделение); и России нет смысла повторять безответственную лексику советских конституций. Право на сецессию в международном праве не разработано и признается только в случае его осуществления на основе взаимного согласия, как это было в ситуации распада СССР. Не будь этого согласия, международное признание новых государств могло бы не последовать[9].
Второй важной формой самоопределения концепции подчеркивает экстерриториальную автономию. Ее субъектом могут быть любые народы и этнокультурные общины независимо от территории расселения. Это, прежде всего, право на отправление разнообразных запросов граждан, которые возникают на основе их этнокультурной принадлежности и самосознания. Концепция трактует национально-культурную автономию гораздо шире, чем ее фольклорно-этнографический вариант. Предусматривается (помимо образовательно-культурной деятельности любого уровня) право на особые формы политического представительства (пока в Ассамблее народов России как общественно-государственной палате) и законодательную инициативу. В чем-то эта форма самоопределения даже перспективнее и мощнее территориальной.
В концепции последовательно проводится принцип гражданского равноправия и равных прав народов. Во-первых, все народы России определяются как государствообразующие, хотя отмечается историческая роль русского народа и определяющее значение русского языка и культуры для населения всей страны. Именно через эту культурную систему граждане России независимо от этнической принадлежности способны в полной мере реализовать свои социальные возможности и политические права. Концепция тем самым не ориентируется на культурный и политический изоляционизм, как тормозящий фактор модернизации.
Во-вторых, концепция ставит ограничители для местных этнократий и нарушений прав человека на основе этнической дискриминации.
Наконец, концепция, чтобы избежать градации граждан на разно-статусные категории по этническому признаку, крайне ограничено использует понятие «меньшинства». Это не для того, чтобы обойти проблему мирового значения, зафиксированную в ряде международных деклараций. Международное понятие «меньшинства» – это все численно не доминирующие в государстве группы, то есть, строго говоря, к ним должны быть отнесены все нерусские народы. Для них международно-правовыми документами предусматриваются разнообразные права, но они никак не идут дальше культурно-образовательных и антидискриминационных. Едва ли резонно зачислять в категорию меньшинств чувашей, татар, якутов, осетин и другие народы, имеющие территориальную автономию и мощные культурные институты. А если оставить в этой категории только всех других (без «своей» государственности), то получается абсурд. Для коренных малочисленных народов (главным образом, народов Севера), которые проживают в особых экологических средах и сохраняют традиционное хозяйство, необходимы другие подходы. Концепция приводит их в соответствие с международными требованиями. В итоге среди претендентов на статус «меньшинства» остаются главным образом представители диаспор крупных народов (украинцы, армяне, азербайджанцы и другие), а также дисперсно-расселенные народы (евреи, греки, корейцы и другие), которые находятся далеко не в приниженном положении. А ведь именно в приниженном статусе и необходимости особой защиты заключается суть доктрины меньшинств. К тому же в стране сохраняется традиция негативного восприятия категории «нацмен», и не хотелось бы ее возрождать ради соответствия международному словарю.