У ворот Петрограда (1919–1920) - стр. 32

И генерал Маннергейм, как всякий другой генерал на его месте, лелеял эту мысль, поддерживая идею вооруженной интервенции, как в Лондоне и Париже, куда он часто ездил в качестве главы государства, так и в самой Финляндии.

Но его несчастье заключалось в том, что он был слишком «популярен» и боялся подорвать эту популярность чрезмерным русофильством. Он опирался на буржуазию, во имя которой ему удалось подавить восстание коммунистов, на значительную часть состоятельного крестьянства и на интеллигенцию. Физически его сила заключалась не в армии, которая как организм, выросший из всеобщей воинской повинности, состояла на добрую треть из рабочих, участвовавших раньше в красном восстании или ему сочувствовавших, а в так называемой «белой гвардии»…

Этот аппарат ко времени моего пребывания в Финляндии насчитывал до 120 000 человек и представлял собой надежную вооруженную силу. Так, по крайней мере, высказывались мне и офицеры французского Генерального штаба, приглашенные Маннергеймом для организации финского штаба. Этот аппарат был создан по образу и подобию народных милиций, но с той лишь разницей, что в него входили только элементы из буржуазных слоев и буржуазная интеллигенция, что само собой понятно, если учесть, что зачатие этого корпуса относится к моменту возникновения гражданской войны в стране. Он был подразделен на дивизии, бригады, полки и батальоны, во главе которых стояли обыкновенно бывшие кадровые русские офицеры (финляндцы) или так называемые «егеря», прошедшие германскую военную школу. Оружие он имел в изобилии (благо русские много оставили и немцы при уходе подарили «на всякий случай»). Снабжение тоже было удовлетворительное. Дисциплина в нем держалась крепкая, победа же, одержанная недавно над красными финскими батальонами, которым вдобавок помогала российско-большевистская «армада», вселяла абсолютную веру в свое призвание.

Но это не был постоянно действующий организм, а только аппарат, созданный для определенных функций в минуту опасности. Сегодня, например, «шюцкоррист» (член охранного корпуса) был инженером, чиновником, фабрикантом, домовладельцем, бухгалтером и банкиром. Завтра же по первому тревожному сигналу гельсингфорсской сирены он в двадцать минут облачался в солдатский мундир, который хранился у него на дому, и являлся в казарму, откуда еще через 20 минут он уже выступал в поход по заранее точно разработанному плану.

Я видел такую пробную мобилизацию «охранного корпуса» в Гельсингфорсе летом 1919 года.

Была ночь – белая «петербургская» ночь. Город давно спал глубоким сном. В порту – никакой жизни. Десятки судов, больших и маленьких, местного плавания и дальнего, точно дремали, прикованные толстыми канатами к набережной. Дремали от скуки и городовые на своих постах, узнавая по шагам редких прохожих – русских, единственных ночных фланеров Гельсингфорса, которых местные фараоны ненавидят за громкий разговор и бесцельное шатание «по гостям». Рестораны давно были закрыты – ночных же притонов здесь нет. Трудолюбивый аккуратный финляндец рано ложится и рано встает. Он не знает карт, а если и обходит закон о потреблении спиртных напитков – то тоже в меру.