У счастья ясные глаза - стр. 12
После истечения месячного траура по разбитой любви коренной новгородец начал опять подбивать клинья к Альбинке и, надо отметить, не безуспешно. Он снова начал присасываться к ней своими присосками, с которыми никаких метаморфоз не произошло, и опять пил ее бледную кровь. Он катался у своей первой жены как сыр в масле до тех пор, пока у нее не кончались деньги или пока на горизонте не появлялась новая восторженная слушательница его эпических повествований в стиле «когда я на почте служил ямщиком», то есть «когда я жил прибалтом под Даугавпилсом». Как Ромочка скоро выяснил, женщины гораздо чаще западали на аборигена янтарного края, чем на новгородца. Видимо, потому, что Даугавпилс числился нынче зарубежьем, а памятник «Тысячелетию России» все уже успели посмотреть загодя, съездив в Новгород по профсоюзным путевкам.
Предлагать Альбинке раз и навсегда спустить Дюбарева с лестницы – бесполезно, ибо уже опробовано. Пару раз я сама пыталась шугануть его от дверей своей лучшей подруги. Так что вы думаете? Он так отвратительно мне улыбался и подмигивал, будто предлагал однополую любовь (может, и не зря у него от природы бабьи плечи). Оставалось только плюнуть ему под ноги и послать… под Даугавпилс.
Минут через сорок мы с Альбинкой были уже у меня дома.
– На полтинник до получки вы не проживете, – сказала я и выдала подруге триста рублей денежными знаками и пару севших бюстгальтеров для Сонечки, которой уже ни много ни мало, а целых семнадцать лет, и скоро будут уже и все восемнадцать.
Подруга тут же упаковала белье, деньги упрятала в дешевенькое портмоне и раз сто кряду пробормотала: «Я сразу же отдам с получки, ты же знаешь…», обжигая меня абсолютно голодным взглядом.
– Сонечку-то хоть кормишь? – спросила я.
Альбинка кротко кивнула. Вот эту ее кротость я ненавижу! Сегодня она меня возмутила особенно сильно, и я даже начала совершенно неприлично кричать:
– И какого черта тебе сдался Дюбарев? Этот самопальный даугавпилсец! Этот фальшивый новгородец! Из-за него ты как-нибудь обречешь Сонечку на голодную смерть!
– Что ты такое говоришь, Наташа? – ужаснулась Альбинка.
– А нечего уходить от вопроса! – продолжала я свое наступление. – Отвечай, когда тебя спрашивают: зачем тебе эта объедающая вас с дочерью бройлерная петушатина?
– Не знаю… Я, может быть, еще немного люблю его, – просто ответила подруга.
Я тут же растеряла весь свой боевой пыл и уныло спросила:
– Чего же тогда разводилась?
– Измены и брак несовместимы, – изрекла она, и ее бледный профиль показался мне похожим на слепок с головки античной богини.