У самого Черного моря - стр. 22
– Алиса, с тобой все в порядке?
Голос принадлежал Петру Романовичу, и, спустя мгновение, я стоял уже на ногах. Папенька отгулял свое в ресторации и вот решил навестить любимую доченьку. Или кто-нибудь из них уже обнаружил мое отсутствие? Скверно, если так!..
– Алиса, почему ты молчишь?
– Ответь ему, – шепнул я.
Испуганно моргая, она открыла было рот, но так и не проронила ни звука. Все было яснее ясного. В подобные игры девочка играть не умела. Проще промолчать, чем сказать неправду. В пару прыжков я очутился возле окна.
– Алиса! Он что, рядом? Он угрожает тебе?
Дело пахло керосином, – линять приходилось в самом экстренном порядке. Я не сомневался, что дверь в ближайшие минуты брызнет щепой и с треском вылетит.
Жестом показав, чтобы она затворила за мной окно, я подхватил обувку с канатом и выбрался на знакомый карниз. Помахав Алисе кроссовкой, торопливым шагом добрался до угла здания. Обернувшись, конечно, обнаружил, что эта глупышка продолжает смотреть мне вслед. Пришлось послать ей воздушный поцелуй. Очень уж круглые у нее были глаза. Впрочем, основания для опасений действительно имелись. По счастью, они еще не догадывались выбежать на улицу, но ведь догадаются! Очень и очень скоро. Ясно было, что и в собственную комнату возвращаться нельзя. С чего бы Петр Романович так переполошился? Конечно, успел обнаружить, что я пропал, и ударился в панику. Весело! Что называется, положение хуже губернаторского. Тоже, кстати, Вараксин когда-то рассказывал. Проезжал, дескать, губернатор через какое-то село, заночевал в крестьянской избушке. Ночью ему приспичило, но не на мороз же идти! Втихаря вынул из люльки младенца, положил в собственную кровать, а сам, хитроман такой, взял и напрудил малышу полную люльку. Но и младенец простаком не был. Пока губернатор справлял нужду, в свою очередь навалил ему в кровать, а, наваливши, почуял дискомфорт и, разумеется, разорался. Все повскакивали, с зажженными свечами ворвались к губернатору – ну, и… То самое, что именуют немой сценой… Положеньице!..
Жестяной карниз чуть поскрипывал под ногами, я напрягал слух, но особых надежд на то, что Джон будет гоготать на протяжении всей ночи, не питал. Даже такие, как Джон, любят порой поспать. А определить точно нужное окно представлялось не таким уж простым делом. Знать бы наперед, – обязательно оставил на стене метку. Гвоздем бы нацарапал что-то вроде «Киса и Ося были тут», а так… Одинаковые пальмы, одинаковые светильники, – взгляду было абсолютно не за что уцепиться.
Тем не менее примерное место я вычислил. Мешкать долее становилось опасно. В любую минуту внизу могли объявиться любопытствующие. И потому, скоренько обувшись, я свесил ноги и, держась руками за карниз, осторожно сполз вниз, зависнув в аккурат над одним из светильников. В случае чего – не хлопнусь сразу об асфальт, сначала приложусь к этому фонарику. Носком кроссовки я постучал по стеклу. Если ребятки проснутся – помогут перебраться к ним. Я повторил стук – на этот раз более нетерпеливо. Руки начинали затекать, висеть бесконечно на согнутых локтях я не мог. Ребятки однако не просыпались. Ждать становилось невмоготу, и, пошарив наугад по невидимому из моего положения окну, я стукнул чуть сильнее, разбив стекло и ступней очутившись на рамной перекладине. Сигнализация не взвыла, псы не залаяли – и то хорошо! Теперь я по крайней мере стоял на одной ноге, а это вам не висеть на руках! Перехватившись за нижний загнутый край карниза, я изогнулся телом и глянул вниз. Окно, как окно, ничего особенного, в комнате темень, и скорее всего никаких ребят нетути. Вараксин – тот наверняка бы проснулся от звона стекла. Но выбирать не приходилось. Счет шел на секунды. В несколько движений я выкрошил оставшееся стекло из рамного пространства и, распрямившись на руках, просунул в комнату ноги. Всего-то и хватило, что по колено. Значит, каскадерского трюка не избежать, как и определенного риска. Но что нам, инфарктникам, терять?