У подножия необъятного мира. Хроника деревенского городка - стр. 63
– Как чё?!. Жана… вчерась… а?
– А-а… Бывает…
– Смотри, Шкалёв!
– Дык завсегда, – успокаивал начальника Шкалёв и делал смачную затяжку.
Бадайкин поворачивался к Капустову.
– Ну, а ты, Капустов?… А ещё блигадир…
– Ну, блигадир, и чё? – удивлялся Капустов.
– Да как чё?!. Где лежал-то вчерась?… Ведь люди!..
– А-а… Дык аванец… Куды ж?…
– Ой, смотри, Капустов, ой, смотри! Блигадир-то, блигадир… Ой, смотри!
– Дык аванец, завсегда… Опять же когда рашшот… – виновато чесал затылок Капустов, но спохватывался: – Ты бы это… Бадайкин… к примеру… выписал бы, а? Шкалёв бы сбега л? А?…
Бадайкин сразу забывал про работу с кадрами:
– А почему посторонние во дворе? Почему с лошадью разгуливают? Да ещё с казённой? Куды сморите-то?!..
Шаток и лошадь подходили к крыльцу и стояли – будто держась за руки, опустив головы.
Бадайкин начинал заговаривать мужикам зубы:
– Ай-ай, малой! Ты чё ж эта, казённую – и водишь за собой, как подругу каку, а? Малой?… Хе-хе… Мужики – как подругу! А?… Хе-хе…
Мужики смеялись, матеркаясь, валились на телегу и ехали со двора: опять этот Бадайкин вывернулся, бей его в шары!
Во второй половине дома жили эвакуированные с Украины: две сестры-еврейки и пожилая одинокая украинка, Галина Опанасовна, учительница – рыхлая, с больными, отекающими ногами. Сёстры после личной трагедии на Украине (говорили люди, что у обеих, в один день, под бомбёжкой погибли малолетние дети… Девочка и два мальчика…) – сёстры были теперь как чёрненькие две тени в полдень. Пугливы так же, исчезающи… Но Галину Опанасовну с её полнотой, с её походкой старой измученной утицы, не запомнить было просто нельзя. Однако Бадайкин как ни увидит её – будто наткнётся, как в первый раз узрит на дворе. Подбежит даже возмущённо: «Гражданочка, гражданочка! Вы кто така?» Учительница объяснит. «Всё равно, всё равно! Не вешайте, не вешайте тута своё бельё! Тута вам не парк культуры и отдыха! Не вешайте!» Больная учительница ковыляет с бельём к своему крыльцу: при чём здесь парк культуры и отдыха?
А сколько можно не запоминать Витькиного прозвища? Упорно не запоминать? Ведь просто – Шаток и всё. Дурак запомнит. А этот всё: «Малой, малой…»
– Малой, малой! Ну-ка, иди сюды!
Шаток и лошадь подойдут к крыльцу и опять стоят, словно за руки держатся, головы понуро свесив.
– Ты эта откель флаг спёр? А?! С казённой разгуливает да ещё с флагом!
Набычившись, Шаток протягивал выцветший флажок на палке. Бадайкин выхватывал флажок, начинал подпрыгивать на крыльце – втыкать флажок на место. Рядом с вывеской конторы.
– Молодец, Шаток! – орал Капустов. – Отобрал переходяшше красно знамя у Бадайкина, бей его в шары!