У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №2(2) 2017 г. - стр. 14

Человеку порой трудно верить в Бога. Наша вера зачастую становится какой-то эстетской. И мы говорим Создателю: «Ну, давай, соверши чудо, прояви себя, убеди меня в своем существовании. Я поверю, если Ты меня очаруешь».

А может, на самом деле надо всего лишь упасть в веру, как на последнем шаге усталости, в изнеможении; как падаем в очарование от событий и людей; как падаем в объятия в желании любви?

Много лет назад мне нравилось это словосочетание «человек мира». В моем уме оно звучало как-то особенно, торжественно и возвышенно, словно органная музыка.

Мне представлялся человек, который едет куда хочет, живет где вздумается. Его везде ждут и ценят. Он везде свой.

И вот, уезжая в Москву из Углича и обнимая Олю, которая тоже обнимает меня, чуть не плача, провожая, как родную, я поняла, что способна чувствовать только этих людей, что я часть этого народа и больше никакого на земле.

Понимаю, что глобализация лишает нас национальной идентичности, когда «человек мира», взглянув в окно, не может различить, это небоскребы Нью-Йорка, Пекина или Москвы-Сити. Да и неважно это все для него.

Глобализация лишает нас Родины.

Он выплыл из проулка тихо и почти незаметно. Маленький, худенький, в черной куртешке с накинутым на голову капюшоном – обыкновенный мальчик.

– Вы 16-й ждете? – спросил он, глядя снизу вверх.

– Да, – ответила она, ставя на землю сумку, набитую продуктами.

– А вы в новый район едете?

– Да, а ты?

– А я друга жду. У меня друг в новом районе живет.

– Хорошо. Вы с ним, наверное, в одном классе учитесь?

– Да, а как вы узнали?

– Догадалась.

– О! Какая вы.

– А то. Я такая, – засмеялась она. – А вы во втором или третьем учитесь?

– Во втором.

– Ясно.

Постояли. Помолчали.

– А я туда, в новый район, к другу часто хожу. А ща он ко мне едет.

– И тебя туда одного отпускают? Ведь далеко же?

– Конечно, отпускают. Только я не тут, а по Институтской улице хожу. Тут близко, всего пять минут.

– Да нет, здесь не пять. Если быстро, то двадцать минут идти.

– Я за пять дохожу, – не без гордости настаивал мальчик.

– Не может быть, – ввязалась она в спор. – Я сама несколько раз ходила. Двадцать минимум. Ну, ты за пятнадцать смог бы. А так, честное слово – двадцать!

– Нет, я за пять! Точно за пять! Я засекал, – убеждал мальчик.

И она, спохватившись, что спорит с ребенком, и что, в сущности, все эти минуты ничего не решают, сказала:

– Значит, просто у тебя есть крылья.

– Да нет у меня никаких крыльев, – искренне удивился мальчик. – Откуда они. Вот еще.

– А дай я потрогаю. Есть или нет.

Он доверчиво шагнул ей навстречу, и она, обняв его правой рукой, погладила по спине.