У нас под крылом – солнце - стр. 52
Только Ада, необычно молчаливая в этот вечер, почему-то слушала его рассказы о полетах, все мрачнея.
А дядюшка все шутил, сам же восторженно и громогласно хохотал и регулярно давал советы Аде – на времена, когда она пойдет учиться в академию, и более отдаленные – когда станет его коллегой.
И в конце концов она не выдержала.
– Я не буду пилотом! – прервала она очередной рассказ, и на пару секунд в столовой повисла тишина. – Не хочу я водить эти ваши дирижабли!
– Ты не хочешь летать? – дядюшка Джемайя спросил это с таким недоумением, как будто не хотеть летать – это что-то вроде болезни. И улыбка впервые за весь вечер сползла с его лица.
– Не хочу! – упрямо повторила она. – Меня шо, заставят?
– Да нет… – как-то до странности тихо и слегка растерянно проговорил дядя.
– Дочь, – очень серьезно начал тисс Тристобаль, – если ты всерьез… В нашем роду старшие дети всегда заканчивали Облачную академию – и всегда пилотировали дирижабли. И мы были бы, конечно, счастливы, если бы ты выбрала эту профессию. И очень гордились тобой. Но если ты выберешь другую судьбу…
– Мы в любом случае будем тобой гордиться, – решительно вмешалась тиссе Тория. – Что бы ты ни решила!
Тисс Тристобаль серьезно кивнул.
– Так, – дядя Джемайя решительно встал, уперевшись в стол руками. – Я предлагаю пока отложить этот разговор. Мы поговорим об этом завтра. Может, быть завтра… что-то да изменится.
*
– У меня тетка была, – сестры Виленто сидели на кровати Ады в ее комнате, но Ада отвернулась и смотрела в окно. – Там. Ночная ведьма.
На мгновение Иде показалось, что сестра заговаривается, но уже спустя секунду она поняла, что Ада имела в виду.
– Героиня… я ее почти не помню, мала́я была. Помню, гордилась тетей-героиней. Ей все гордились. Они ведь, “ночные ведьмы”, наши края освобождали, знаешь? И Кубань, и Дон, а там до Берлина дошли. Обычные девчонки наши, а как их боялись! Она всю войну прошла, сотни вылетов. Другие потом, кто выжил, возвращались к обычной жизни, кто куда. А она и была летчицей, инструктором. В мирное время уже разбилась. И замуж не успела выйти, жених-то был. Карточка у меня оставалась одна с тетей Галой, сидит она в этом своем самолетике игрушечном, улыбается. Красивая была… я по малолетству-то завидовала даже. Как же, героиня, летчица, красавица. А я коров дою. Только сестрица ее, матушка моя, тоже коров доила да огород копала. Зато мамка замуж вышла, детей родила и дожила до девяноста лет. Знаешь, оно с годами жизнь-то ценить начинаешь… хоть какую ни на есть. Какие б ни были годы – а все мои, никому б не отдала.