У кого в России больше? - стр. 3
И так по-русски, с таким задором, с обезоруживающей улыбкой Гагарина, прокричал:
– Пойдем (говорит им) в баню! Русские поэты всегда, как только познакомятся, всех сразу приглашают в баню! Пушкин постоянно всех в баню звал, прямо с утра – едва кофию напьется, нервничать начинает: не опоздали бы его друзья-поэты в баню. Любой пушкинист вам это подтвердит, мол… Не говоря уже о Лермонтове: он и стрелялся-то оттого, что этот Мартынов зачем-то тоже пришел в одну с ним парную, не будучи поэтом. Мандельштам и Пастернак, хотя они условно русские, вообще из бани не вылезали… Ну и тэ дэ…
Ну, те и поверили.
И пошли.
Этот, который въедливый, сильно опасался, что тот, который и раньше все время туда-сюда, по заграницам, наврал, что в России у него больше. Ну а смотреть в бане, у кого там как, неловко все же, еще че подумают…
И потом баня не бордель все же, сами понимаете: что там больше-меньше в спокойном состоянии, черт его разберет.
Ну, и этот поэт так и не понял ничего.
Вернулся в Россию в полном недоумении.
И сам запутался: ощупывал себя, в зеркало пялился. Один раз жена его за этим занятием застала и по своей мещанской ограниченности разрыдалась.
В общем, вопрос так и остался открытым: больше или меньше, так никто и не понял.
…С тех пор поэты всё ездят туда-сюда и уже вроде как и не боятся: вроде все на месте, ни больше ни меньше.
Но того поэта, который первым взял на себя эту миссию – отмерить, где у кого больше или там меньше, уважать не перестали.
Все же это был подвиг: взять и поехать в заграницу эту проклятую второй раз, зная, что там будет меньше.
И – не испугаться.
Злые языки утверждают, что это никакой не подвиг, а просто там джинсы дешевле и вообще…
Но мы-то знаем, что это не так.
Что поэт себя буквально на алтарь истины положил (клал – слово некрасивое какое-то) – чтобы потом сказать с полным пониманием великой миссии Поэта и Гражданина:
У ПОЭТА в России – БОЛЬШЕ!
И я прошу злопыхателей и пр. не беспокоить!
Истина воссияла.
В России – больше.
И точка.
Псевдоним
…Был у меня в одной газетенке такой псевдоним – Маня Небесная.
Колонку им писала.
На «аватаре» там была старуха лет так девяноста: страшная, старая и стервозная.
Многие мне пересказывали эти колонки и говорили:
– Во бабка сволочь!
А я отвечала:
– И где они ее откопали?
А они тогда говорили:
– Но бабка иногда в тему жжот… Хотя сволочь однозначно.
Сухой закон для кенгуру
Я как-то сказала маме:
– Байки писать выгодно: вот в Австралию пригласили.
Мама – тут же:
– Может, они думают, что ты сумчатая?
– В своем роде: я могу свободно пронести бутылку водки на себе.