Тюрьма глухаря - стр. 17
Еще через год она сдала Семена в приют, где озорного мальчугана присмотрела интеллигентная супружеская чета – приемные родители, для которых он стал настоящим сыном. Склонность к воровству у Семена проявилась едва ли не в младенческом возрасте, и даже наказания приемного отца не смогли отвадить его от пагубной привычки. От своего «призвания» он не отступил, просто эти кражи с возрастом стали изощреннее, и там, где иной просто крал кошелек, Чурсанов превращал воровство в настоящий спектакль со многими действующими лицами, так что пострадавший даже не подозревал, в какое именно время был обворован.
И все-таки на зону Семен Чурсанов попал. Правда, не за воровство, а за банальную «хулиганку» – нагрубил милиционерам и на шесть месяцев угодил на нары. Едва он пересек порог тюрьмы, как тотчас переродился, словно за его плечами был полувековой опыт неволи. Именно отсюда началась его карьера. Кровью, переданной отцом, он чувствовал, что не стоит уподобляться большинству и проживать, как все. Истина существования в неволе такова, что нужно быть сильнее других, чтобы не оказаться растоптанным!
Семен Чурсанов с интересом рассматривал протянутый перстень, в котором видел едва ли не родственную душу. Изумруд был столь же крепок, как и он сам. Смарагд можно назвать камнем фамильным, он передается по наследству от отца к сыну, именно в этом случае он дарует своему хозяину поддержку, наделяет небывалой силой духа, помогает выпутаться из самых сложных и запутанных ситуаций, так как является самым действенным талисманом. Камень, о котором мечтал Семен, находился в его ладони, и, чтобы всецело завладеть им, оставалось только надеть его на безымянный палец правой ладони, но он продолжал медлить, будто выискивал в нем изъяны.
Игорь Алешкевич, сидевший напротив, невольно скривил губы:
– Тебя что-то смущает, Сема? Или камень не по чину?
Изумруд, имевший форму шестиугольной призмы, выглядел невероятно прозрачным. Он был настоящим королем всех изумрудов, и даже драгоценности в короне Мономаха в сравнении с ним смотрелись бы всего лишь жалкими цветными гальками.
– Изумруд хорош, вот только спросить у тебя хотел, не жаль расставаться с такой вещью? – спросил Семен, уперевшись в Игоря твердым взглядом.
Алешкевич держался спокойно, почти равнодушно, на камень он не смотрел, внутренне уже отторгнув его от себя, и думал о нем как о вещи, которая принадлежит кому-то постороннему. Собственно, так оно теперь и было.
– Честно?
– Хотелось бы.
– Час назад было жаль, а сейчас нет. Как-то свыкся с мыслью, что придется с ним расстаться. Это как красивая женщина, которая когда-то тебе принадлежала… Ласки ее помнишь, вот только знаешь, что дарит она их уже кому-то другому. А значит, нужно просто не думать об этом.