Тюремный романс - стр. 9
Вы знаете, сегодня ровно пять лет, как я… Да, как я заметил, как прекрасен мир. И сегодня – ровно пять лет с того момента, как я выплыл на середину реки и смотрел на оранжевое солнце до тех пор, пока над водой не повисла полная темнота. Приглашаю на пикничок…
Вы не поверите, но нынче тридцать девятая годовщина моего рождения. Не кругло? Это вам не кругло, а мне очень даже подходяще. Ровно год до того дня, когда первая цифра в моем возрасте снова увеличится. А сорок лет у нас, у русских, с особым шиком не отмечают. Уже две тысячи лет, как дата неподходящая.
Юбилеи Струге не любил, справедливо полагая, что они неотвратимо приближают человека к тому моменту, когда в его жизни случится праздник, веселья которого юбиляр уже не увидит при всем желании. Да и дата вчера приблизилась не ахти какая – десятилетие миновало с той поры, когда Антон Павлович впервые в жизни надел на свои плечи мантию. Десять лет отправления правосудия… Кто-то скажет – судейства. Но судейство может быть только в футболе. И такое судейство следует принимать столь же безоговорочно и смиренно, как смерть или бесконечный дождь. Работать без права на ошибку – это слишком. Такое право должно быть у каждого судьи, главное, чтобы это право не превратилось в стиль.
К десятилетию юбилея судебной практики Струге с удивлением для себя обнаружил, что многие классики литературы пишут о нем. Точнее, не об Антоне Струге, а о том, чем он занимается. Ткни пальцем в любую строку первой снятой с полки книги. Надо только правильно интерпретировать написанное или правильно заменить слова.
«Любить иных – тяжелый крест», – замечает Пастернак. Заменить «любить» на «судить» – и вот уже в творчестве автора просматривается новая веха. Есть какая-то уверенность в том, что Пастернак знал, о чем писал.
«Редкая птица долетит до середины Днепра», – уверяет Гоголь. Червонец лет, заброшенный за спину, – и вот уже просматривается смысл и в творении автора «Ревизора». Вчера Струге отмерил ровно половину того срока, который определен им судьбой до пенсии. Не судьей, заметьте, а – судьбой. А десять лет в мантии для судьи, не привыкшего смеяться над шутками начальства, это, поверьте, по нынешним меркам не так уж мало.
И, наконец, – «Что делать?». Именно вчера – в самый разгар того, как он, его жена Саша, пес Рольф и друг детства, а ныне заместитель областного прокурора Вадим Пащенко праздновали промежуточный финиш судьи, – Антон с неким оцепенением убедился в том, что к коллективу авторов-поздравителей юбиляра подключился и Николай Григорьевич… Нет, не тот, что трудился в судебном департаменте завхозом. Тот, который бился над Кирсановым, Лопухиным и Верой Павловной…