Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - стр. 27
Я дошел до дома моей возлюбленной. Увидев, что она выглядывает из окна, я глубоко вздохнул и едва не лишился чувств. На этот раз в руке она держала красный платок, которым трижды махнула в направлении переулка. Затем она растопырила пальцы и ударила себя ладонью в грудь. А потом достала зеркальце, выставила его в окно, выглянула наружу еще на несколько мгновений, после чего закрыла окно и исчезла. Долго я стоял под окном, зачарованный, не в силах понять ее знаков. И в полночь я оставил наконец надежду увидеть ее снова и поневоле отправился домой, с трудом волоча ноги.
Вернувшись домой, я увидел, что Азиза плачет и тихонько поет:
Когда она увидела меня, то осушила свои слезы и подняла голову, словно недоумевая, что произошло. Я начал рассказывать, но почувствовал, что лишаюсь чувств. Когда я пришел в себя, сестра обнимала меня и вытирала слезы с моих щек.
Я рассказал ей обо всем, и она вздохнула со словами:
– Не расстраивайся, о возлюбленный брат, ее знаки, напротив, должны тебя обнадежить. Пять пальцев значат «Приходи через пять дней». А то, что она показала тебе красный платок и зеркальце и высунула голову из окна, значит: «Сиди в лавке красильщика, покуда я не дам о себе знать».
– А ведь ты права, сестрица, – радостно воскликнул я. – В том переулке, где она живет, есть лавка еврея-красильщика.
Но когда я понял, что не увижу свою возлюбленную еще пять дней, я залился слезами.
– Крепись, о братец, – сказала Азиза. – Вспомни о тех влюбленных, которые много месяцев и даже лет дожидались встречи. Положись на меня. Обещаю, что помогу тебе и защищу тебя, как голубка защищает своих птенцов, укрывая их крыльями.
Она встала и приготовила мне еду и питье, но я не мог проглотить ни кусочка. Азиза попыталась развлечь меня рассказами о любви и страсти, и оставила меня, только когда усталость взяла свое и я заснул. Даже просыпаясь среди ночи, я видел Азизу рядом с собой, и слезы бежали у нее по щекам.
Пять дней тянулись, как пять веков. Когда наконец приблизилось время встречи, я встал с постели и увидел, что вода для купания уже приготовлена. Я помылся и переменил одежду.
– Да пребудет с тобой Аллах, – сказала мне Азиза. – Надеюсь, на этот раз ты получишь от своей возлюбленной то, чего так желаешь.
Я поторопился к лавке еврея-красильщика, но, к великому своему горю, увидел, что закрыта не только лавка, но и окно моей красавицы. Я хотел уже свести счеты с жизнью, столь велико было мое отчаяние, но остался сидеть, словно статуя, на скамье у нее под окном, покуда не настала полночь. Тогда я, тяжело ступая, вернулся домой. И увидел, что Азиза стоит, держась одной рукой за крючок в стене, другую прижав к сердцу, и, вздыхая, напевает чуть слышно: