Тысяча акров - стр. 52
– Учителя хорошие, – протянула Пэмми.
– Да, но дети все из города. Из богатых семей.
– Не может быть, чтобы все богатые, – удивилась я.
– Притворяются, что да, – вздохнула Линда. – Нам дали клички.
Я почувствовала укол, будто в горло уперлось острие ножа.
– Какие?
– Ну… – протянула Пэмми, ей явно не хотелось говорить. – У меня Бараш, после того как я сделала доклад про выращивание баранов для сельского школьного проекта, а у Линды – Бабуся. Ну та, у которой два веселых гуся.
– Мы хотели, чтобы они звали нас просто Пэм и Линда.
– Еще у кого-нибудь есть клички? – спросила я.
– Да, у некоторых…
Теперь предстояло задать самый сложный вопрос.
– Только у тех, с кем никто не дружит?
Пэмми не ответила, Линда отодвинулась и села на место.
– Нет, не только, – проговорила она, помолчав. – В основном у мальчишек. У девочек почти ни у кого.
– Порой это является признаком симпатии, – проговорила я.
– Только не у детей, тетя Джинни! – воскликнула Линда, а Пэмми вздохнула:
– Еще и здесь друзей не осталось.
– Вы ни с кем не переписывались?
Линда даже наклонилась вперед и снисходительно проговорила:
– Сейчас никто не переписывается, тетя Джинни!
Я засмеялась, чтобы сгладить неловкость. До Кэбота мы ехали молча.
– Знаете, – я нарушила затянувшееся молчание, – мне кажется, все наладится. Поначалу, конечно, будет трудновато, но главное – оставаться приветливыми, и к вам потянутся.
На словах все было легко, да только я сама не верила в то, что говорила. Я тоже не умела сходиться с людьми… Так что прекрасно понимала тревогу девочек. Бывало, на меня иногда накатывал страх оказаться изгоем. Мне казалось, что все устраивают вечеринки, а меня не зовут. И это чувство так мучило и угнетало меня, что я готова была запрыгнуть в машину и объехать окрестности, только бы узнать правду. Когда подростком, уже после смерти мамы, я жаловалась на свои страхи, отец всегда говорил: «Ты должна быть дома. Все должны быть дома». Впрочем, жаловалась я редко, хоть и страстно мечтала о дружбе – не о любви и поцелуях, а просто о дружбе. Никакие школьные танцы не могли сравниться для меня с девчачьими посиделками. И не важно, что отец никогда не отпустил бы нас с Роуз на ночевку к подругам, главным было хотя бы получить приглашение.
Роуз запреты не останавливали. Она не скрывалась, не вылезала тайком через окно и не просила ее прикрыть, а просто выходила через главную дверь и садилась в машину, когда за ней приезжали. Все знали, что в ответ она никого не пригласит и не приедет на своей машине, но ее все равно звали. Она была как трофей, и то, что шла против воли отца, лишь добавляло ей очков. Отец боролся с ее отлучками, но Роуз стояла насмерть. Их стычки вгоняли меня в панику, и я как могла закрывала на них глаза.