Тяжелые времена - стр. 35
– Понимаешь, Том, – сказала Луиза после минутного молчания, отрываясь от гаснущих искр и поднимая глаза на брата, – я уже почти взрослая, и чем старше я становлюсь, тем чаще я раздумываю о том, как грустно, что я не умею сделать так, чтобы тебе лучше жилось в нашем доме. Я не умею ничего такого, что умеют другие девушки. Ни сыграть, ни спеть тебе не могу. И поговорить с тобой, чтобы развлечь тебя, не могу, ведь я не вижу ничего веселого, не читаю ничего веселого, и мне нечем позабавить тебя или утешить, когда тебе скучно.
– Да и я такой же. С этой стороны я ничуть не лучше тебя. А к тому же я безмозглый мул, а ты нет. Если отец хотел сделать из меня либо ученого сухаря, либо мула, а ученого из меня не вышло, то кто же я, как не мул? Я и есть мул, – мрачно заключил Том.
– Все это очень печально, – помолчав, задумчиво сказала Луиза из своего темного угла. – Очень печально. Несчастные мы с тобой, Том.
– Ты-то нет, – возразил Том. – Ты, Лу, девочка, девочку это не так портит, как мальчика. Я вижу в тебе одно только хорошее. Ты единственное мое утешение – ты даже этот дом умеешь скрасить, – и я всегда буду делать то, что ты хочешь.
– Ты хороший брат, Том. И если ты так обо мне думаешь, я рада, хотя и знаю, что ты ошибаешься. А я отлично знаю, что ты ошибаешься, и это очень прискорбно. – Она подошла к Тому, поцеловала его и опять села в свой уголок.
– Собрать бы все факты, о которых мы столько слышим, – заговорил Том, яростно скрипнув зубами, – и все цифры, и всех, кто их выкопал; и подложить под них тысячу бочек пороху и взорвать все сразу! Правда, когда я буду жить у старика Баундерби, я отыграюсь.
– Отыграешься, Том?
– Ну, я хочу сказать, я немножко повеселюсь, кое-что увижу, кое-что услышу. Вознагражу себя за то, как меня воспитывали.
– Смотри, Том, не очень обольщайся. Мистер Баундерби тех же мыслей, что и отец, и он много грубее и вполовину не такой добрый.
– Ну, – засмеялся Том, – это меня не пугает. Я отлично сумею управиться со стариком и угомонить его.
Их тени отчетливо чернели на стене, но тени высоких шкафов сливались воедино на стенах и потолке, точно над братом и сестрой нависла темная пещера. Богатое воображение – если бы такое кощунство было возможно в этой комнате – могло бы принять этот мрак за грозную тень, которую то, о чем шла речь между ними, отбрасывало на их будущее.
– А как ты думаешь управиться с ним и угомонить его, Том? Или это секрет?
– Если это и секрет, – сказал Том, – то за разгадкой ходить недалеко. Это ты, Лу. Ты его любимица, он души в тебе не чает, он ради тебя все сделает. Когда он скажет что-нибудь, что мне не по нутру, я ему пропою: «Мистер Баундерби, ваши слова очень огорчат и обидят мою сестру. Она была уверена и мне всегда говорила, что вы не будете притеснять меня». Уж тут-то он прикусит язык, будь покойна.