Тяга к свершениям: книга четвертая - стр. 63
Разойдясь в коридоре с Мариной, Майский прошел в зал. Эта была прямоугольная комната, оклеенная довольно свежими и не потерявшими еще своей яркости зеленоватыми обоями. Прямо напротив входа в зал имелось одно окно и дверь – они выходили на лоджию и были завешаны симпатичными шторами в цвет обоев. Вдоль правой стены стоял массивный деревянный сервант с большой нишей внизу, в которой находился телевизор. Через стеклянные дверцы серванта проглядывалась разнообразная посуда, а его боковые полки, не имевшие дверец, были заставлены книгами, иконами и семейными фотографиями, среди которых попадалось много черно-белых. Слева ближний угол был пустым, а в дальнем находился шкафчик высотой до пояса с двумя выдвижными полочками; на этом, с виду сильно потрепанном и по фасону очень старом шкафчике, стояла ваза с засушенными декоративными цветами. На стене слева прямо посредине висела картина, изображавшая позднюю осень в деревне: здесь было нарисовано три дома и небольшая церквушка на берегу подернутой льдом речки. Под картиной, почти вплотную к стене стоял диван. По всему было видно, что диван этот повидал жизнь: некогда яркая зелено-желтая обшивка на нем выцвела и приобрела невнятный серый цвет, сидение было уже хорошо вдавлено, а при посадке даже небольшого по комплекции человека он издавал жалобные скрипы. К дивану был приставлен большой прямоугольный стол, до этого находившийся в углу слева и выставленный специально для сегодняшнего ужина. У коротких его краев с каждой стороны стояло по креслу (из того же что и диван гарнитура), а у длинного спинками к серванту – два стула. Между стульями и сервантом на полу, в проходе были разложены листы бумаги, цветные карандаши и фломастеры.
В комнате находился сейчас только один Леонид Федорович, сидевший на диване в дальней его стороне. Это был невысокий и довольно крепкий мужчина, лет уже за шестьдесят, с хорошими, густыми волосами, подернутыми благородной сединой и довольно аккуратно постриженными. На нем были одеты черные брюки и темно-коричневая рубашка в клеточку, настолько плотная, что ее вполне можно было носить за место кофты. Он сидел, твердо поставив обе ноги на пол, и смотрел телевизор. Его натруженные руки лежали локтями на коленях и были соединены в замок; кожа на них огрубела и сильно высохла, ее прорезали глубокие трещины, свидетельствующие о перенесенных в прошлом обморожениях. Начисто выбритое лицо Леонида Федоровича выглядело уставшим; оно слегка припухло, под глазами были водянистые мешки, а на щеках и носу красно-лиловыми сеточками вырисовывались то тут, то там лопнувшие капилляры. Но пробивающийся еще на скулах здоровый румянец красноречиво говорил, что не всю жизнь зарабатывал он себе такой вид, а это лишь следы последних, особо трудных для него двадцати лет. Из-под густых бровей Леонид Федорович смотрел в телевизор тоскливым и уставшим взглядом, но, почувствовав, что кто-то показался в межкомнатном проеме, повернулся и приподнял голову. При виде сына лицо его прояснилось, губы дрогнули в улыбке, а в глазах отразилась сильная внутренняя любовь.