Ты слышишь ли меня? Литературно-художественный альманах - стр. 11
Я заварила чай, вынула из холодильника банку варенья. Нарезала булку.
Спросил:
– Ну, как, уже твердо все решила? Завтра пойдешь в общину?
– Да.
– Отцу бы не понравилось.
– Да что ты об этом можешь знать? Не думаю, что он бы даже заметил…
– Заметил бы. Он тебя очень любит… любил.
– Вы были знакомы?
– Да. Я работал у него в программе.
– Так ты один из этих… из «Звездной армады»? Понятно.
– Что тебе понятно, Кролик?
Обмануть нормальный ход истории. Лишить людей… сотни людей… спасения. Истинного и главного. Разве можно это отнять? Разве можно решать за других?
Я повторила вслух:
– Вы лишаете своих добровольцев шанса спастись. Надежда, которую вы дарите, она призрачная. Она отсрочивает неизбежный конец, но не отменяет его. И тогда, когда все человечество встанет пред Богом… Что вы даете вашим добровольцам? Вместо неба, весны, травы – серые коридоры тесных кораблей. На всю жизнь, на всю жизнь, Ярослав. Не чувствовать ветра. Не чувствовать землю под ногами. Не видеть, как приходит лето или зима… И знать, что эта дорога – дорога в никуда.
– Кролик, да ты поэт!
Я осеклась. Поэт? Ну что же… может быть. Но как же больно-то. За что он меня так… я не заслужила. Что я ему сделала такого, что он меня так ненавидит? Почему?..
– Я не кролик, слышишь? Не кролик!!!
Слезы душат, слезы властно рвутся наружу, вместе со злостью, ненавистью, болью…
– Я не кролик, не называя меня так! И нет никакого удава!!! Ты его сам придумал! Зачем я тебе? Зачем ты пришел?
Я сорвалась. Постыдно, глупо сорвалась. Я думала, никогда больше со мной такого не случится.
Истерика – это противно со всех сторон. Особенно, когда она начинает проходить, и ты вдруг обнаруживаешь себя прижатой к чьей-то широкой груди, и этот ненавистный кто-то гладит тебя по плечам, да еще приговаривает:
– Тсс! Тихо. Молодец, умница, так бы сразу… давай, плачь, пристукни меня… вон сковородкой и пристукни. Она у тебя чугунная? Самое то…
– …алюминиевая…
– Это хорошо, значит, выживу. Не стесняйся плакать, Анечка, это куда лучше, чем терпеть…
Я высвободилась. Ушла из кухни.
У меня в гостиной висит зеркало. Большое старинное зеркало в тяжелой раме. Еще бабушкино. Оно немного искажает реальность с расстоянием. Не кривое еще, но уже неправильное, странное зеркало. Вот именно в глубине этого зеркала мы и встретились взглядами.
Я услышала из-за спины:
– Живешь свою жизнь, словно отбываешь срок. Хочешь знать, кто твой удав, Аня? Неужели еще не догадалась? Ты сама. Этот твой страх. Привычка бояться. Твой отец прав – нельзя человека заставить жить, пока он сам не захочет. Старик думает, что тебя нужно оставить в покое, пока сама не пожелаешь чего-то большего. Но я помню тебя иначе. Было время, когда ты не боялась, ведь так?