Ты принадлежишь мне - стр. 2
Неужели причиной тому я?
– Мы договаривались, что я посижу на коленях, – подаюсь чуть вперёд, шепча ему на ухо, – а не на то, что ты будешь меня лапать.
Отстраняюсь, чтобы наблюдать его наглую ухмылку. Руки продолжают изучать мою талию, перебираясь на бёдра. Питон игнорирует мои доводы. Потому что он знал, что сможет заплатить любую цену.
– Сколько нужно заплатить, чтобы ты поцеловала меня?
Вопрос ударяет вниз живота горячим желанием. Непроизвольно качнула попой, ощущая, как собственное возбуждение делает мои трусики мокрыми. Но Питон понял это движение по-своему. Жёстче притягивая к себе. Не допуская лишних действий с моей стороны.
Называю ему цену, которая позволит год не работать. И избавиться от его опеки. Что придаёт определённую пикантность происходящему.
– Целуй, – произносит. Губы Питона изгибаются в улыбке. Но я отчего-то решила, что он проявит инициативу. Застыла, смотря на его рот. Отлично понимая, что речь не идёт о платоническом поцелуе в щеку. Он хочет совершенно иного.
Коснулась ладонью его щеки. Щетина оцарапала нежную кожу, но мне пришлось по вкусу новое ощущение. Власть над мужчиной вызывала восторг. Потому что я видела, как он реагирует на каждый мой жест. Как он отзывается в нём желанием. Таким же сильным, как то, что испытываю я.
Губы скользнули к уголку его рта. Нежно, невесомо. Пробуя запретный плод. Яблоко, из-за которого мне уже уготовано место в аду. Взамен того, что я занимаю сейчас в «Раю».
Не спешила превратить поцелуй в настоящий. Слишком нравилось происходящее. Питон рвано втянул воздух, будто находился на границе контроля. Там, где заканчивается разум и начинаются оголённые чувства.
И когда тяжёлая ладонь легла на тыльную сторону шеи, сжимая и притягивая, я поняла, что он перешёл Рубикон. Настойчивые губы впились в мои. Жадные, голодные. Такие горячие, что мышцы тут же расплавились, став мягкими и податливыми. Прильнула к нему, отдаваясь новым ощущениям.
Одежда стала неудобной, мешающей, раздражающей грубыми швами возбуждённую до предела кожу. Хотелось стащить её с себя тут же. Соски тёрлись о чашечки почти до боли. И когда ладонь Льва накрыла и сжала грудь, я испытала облегчение и удовольствие одновременно, простонав благодарность в его рот.
С каждой секундой поцелуй становился напористее. Слаще, жёстче. Он не целовал меня. Он брал, клеймил. Трахал мой рот. А мне хотелось ещё большего. Того, что упиралось в моё бедро.
– Ромашка, – выдохнул, отстраняясь на секунду, приподнимая выше мою коротенькую юбочку. Заставив меня до чёртиков испугаться.