Ты — моя богиня! - стр. 15
Игиги согласно закивали. Но к разговору о подруге мы вернулись уже во время одевания — сразу после щекотания, восстанавливающего силы отвара и купания. Маленькие хитрецы, как всегда, немного слукавили. Подробностей о судьбе Вив они не знали: на Празднестве были заняты раной Гирру, и не видели, куда делась подруга, но предполагали, что она невредима. Поверившие пророчеству пантеоны начали объединяться против тех, кто выступил в защиту двух смертных, из-за которых божественное Мироздание готово разойтись по швам. И, если враждующие стороны не придут к соглашению, Космосу действительно грозит беда — небывалая доселе война, которая коснётся всех...
— Весь космос против двух пантеонов? — перебила я Гирру. — Мне одной кажется, что силы катастрофически неравны?
— Почему неравны? — удивился Гирру. — У нас много могущественных союзников, и они пойдут за Черноголовыми на край Вселенной. У островитян тоже наверняка есть союзники, но, как они будут выживать — их дело.
— То есть как это «их»? Разве Черноголовые с ними не объединятся?
Игиги переглянулись с таким видом, будто я перепутала воду и огонь, и хором выпалили:
— Ануннаки не опустятся до союза с низшими!
— У нас достаточно союзников, чтобы выстоять, — добавил Бази. — Судьба остальных нас не касается.
— Самонадеянность ещё никого не доводила до добра, — нравоучительно заявила я, чем вызвала у юнцов новый приступ смеха.
Причина самонадеянности Черноголовых, конечно, не только в "могучих союзниках". Гильгамеш ведь говорил об открытой египтянами силе, способной поставить ануннаков "на колени". А, если к землякам Анубиса присоединятся и другие пантеоны, у шумеров, несмотря на всю мощь союзников, просто не будет шансов. Но ещё ведь остаются Таблицы Судеб "Ме", определяющие движение мира. И всего-то нужно продержаться до момента, когда Иштар ими завладеет, а потом принести в жертву смертную, жизнь которой ануннаки действительно будут защищать всеми доступными средствами — чтобы, когда придёт время, прикончить её собственноручно...
— Ты готова, можем отправляться, — демонстративно вытирая набежавшие от смеха слёзы, Гирру махнул ручонкой.
Я бросила мимолётный взгляд в зеркало. Наряд был привычно роскошным и непривычно... целомудренным. Сверкающее кружево ожерелья из алмазов и опалов, переливающихся зеленовато-голубыми искрами, переходило в расшитую серебром лазурь струящегося платья. Опаловые серьги и изящная серебряная корона дополняли образ. Обнажёнными были только шея и руки — и то, запястья прикрывали широкие серебряные браслеты.